Препонам наперерез
Автобус скакал как бес.
По улицам, уже сноски,
Как бес оголтелый несся
И трясся, как зал, на бис
Зовущий, — и мы тряслись —
Как бесы. Видал крупу
Под краном? И врозь, и вкупе —
Горох, говорю, в супу
Кипящем! Как зерна в ступе,
Как вербный плясун — в спирту,
Как зубы в ознобном рту!
Кто — чем тряслись: от трясни
Такой — обернувшись люстрой:
Стеклярусом в костьми —
Старушка, девица — бюстом
И бусами, мать — грудным
Ребенком, грудной — одним
Упитанным местом. Всех
Трясло нас, как скрипку — трелью!
От тряса рождался — смех,
От смеху того — веселье
Безбожно-трясомых груш:
В младенчество впавших душ.
Я — в юность: в души восторг!
В девичество — в жар тот щечный:
В девчончество, в зубный сверк
Мальчишества, словом
— точно
Не за город тот дударь
Нас мчал — а за календарь.
От смеха рождалась лень
И немощь. Стоять не в силах,
Я в спутнический ремень
Товарищески вцепилась.
Хоть косо, а напрямик —
Автобус скакал, как бык
Встречь красному полушалку.
Как бык ошалелый, мчался,
Пока, описавши крюк
Крутой, не вкопался вдруг.
… И лежит, как ей поведено —
С долами и взгорьями.
Господи, как было зелено,
Голубо, лазорево!
Отошла январским оловом
Жизнь с ее обидами.
Господи, как было молодо,
Зелено, невиданно!
Каждою жилою — как по желобу —
Влажный, тревожный, зеленый шум.
Зелень земли ударяла в голову,
Освобождала ее от дум.
Каждою жилою — как по желобу —
Влажный, валежный, зеленый дым.
Зелень земли ударяла в голову,
Переполняла ее — полным!
Переполняла теплом и щебетом —
Так, что из двух ее половин
Можно бы пьянствовать, как из черепа
Вражьего — пьянствовал славянин.
Каждый росток — что зеленый розан,
Весь окоем — изумрудный сплав.
Зелень земли ударяла в ноздри
Нюхом — так буйвол не чует трав!
И, упразднив мала яхонт:
Каждый росток — животворный шприц
В око: — так сокол не видит пахот!
В ухо: — так узник не слышит птиц!
Позеленевшим, прозревшим глазом
Вижу, что счастье, а не напасть,
И не безумье, а высший разум:
С трона сшед — на четвереньки пасть…
Пасть и пастись, зарываясь носом
В траву — да был совершенно здрав
Тот государь Навуходоносор —
Землю рыв, стебли ев, траву жрав —
Царь травоядный, четвероногий,
Злаколюбивый Жан-Жаков брат…
Зелень земли ударяла в ноги —
Бегом — донес бы до самых врат
Неба…
— Все соки вобрав, все токи,
Вооруженная, как герой…
— Зелень земли ударяла в щеки
И оборачивалась — зарей!
Боже, в тот час, под вишней —
С разумом — что — моим,
Вишенный цвет помнившей
Цветом лица — своим!
Лучше бы мне — под башней
Стать, не смешить юнца,
Вишенный цвет принявши
За своего лица —
Цвет…
«Седины»? Но яблоня — тоже
Седая, и сед под ней —
Младенец…
Всей твари Божьей
(Есть рифма: бедней — родней) —
От лютика до кобылы —
Роднее сестры была!
Я в руки, как в рог, трубила!
Я, кажется, прыгала?
Так веселятся на карусели
Старшие возрасты без стыда;
Чувствую: явственно порусели
Волосы: проседи — ни следа!
Зазеленевшею хворостиной
Спутника я, как гуся, гнала.
Спутника белая парусина
Прямо-таки — паруса была!
По зеленям, где земля смеялась, —
Прежде была — океана дном!—
На парусах тех душа сбиралась
Плыть — океана за окоем!
(Как топорщился и как покоился
В юной зелени — твой белый холст!)
Спутник в белом был —и тонок в поясе,
Тонок в поясе, а сердцем — толст!
Не разведенная чувством меры —
Вера! Аврора! Души — лазурь!
Дура — душа, но какое Перу
Не уступалось — души за дурь?
Отяжелевшего без причины
Спутника я, как дитя, вела.
Спутницы смелая паутина
Прямо-таки — красота была!
И вдруг — огромной рамой
К живому чуду — Аз —
Подписанному — мрамор:
Ворота: даль и глаз
Сводящие. (В сей рамке
Останусь вся — везде.)
Не к ферме и не к замку,
А сами по себе —
Ворота… Львиной пастью
Пускающие — свет.
— Куда ворота? — В счастье,
Конечно! — был ответ
(Двойной)…
Счастье? Но это же там, — на Севере —
Где-то — когда-то — простыл и след!
Счастье? Его я искала в клевере,
На четвереньках! четырех лет!
Четырехлистником! В полной спорности:
Три ли? Четыре ли? Полтора?
Счастье? Но им же — коровы кормятся
И развлекается детвора
Четвероногая, в жвачном обществе
Двух челюстей, четырех копыт.
Счастье? Да это ж — ногами топчется,
А не воротами предстоит!
Потом была колода —
Колодца. Басня — та:
Поток воды холодной
Колодезной — у рта —
И мимо. Было мало
Ей рта, как моря — мне,
И все не попадала
Вода — как в странном сне,
Как бы из вскрытой жилы
Хлеща на влажный зем.
И мимо проходила
Вода, как жизни — сон…
И, утеревши щеки,
Колодцу:— Знаю, друг,
Что сильные потоки —
Свер мимо рук
Идут!..
________
И какое-то дерево облаком целым —
— Сновиденный, на нас устремленный обвал…
«Как цветная капуста под соусом белым!» —
Улыбнувшись приятно, мой спутник сказал.
Этим словом — куда громовее, чем громом
Пораженная, прямо сраженная в грудь:
— С мародером, с вором, но не дай с гастрономом,
Боже, дело иметь, Боже, в сене уснуть!
Мародер оберет — но лица не заденет,
Живодер обдерет — но душа отлетит.
Гастроном ковырнет — отщипнет — и оценит —
И отставит, на дальше храня аппетит.
Мои кольца — не я: вместе с пальцами скину!
Моя кожа — не я: получай на фасон!
Гастроному же — мозг подавай, сердцевину
Сердца, трепет живья, истязания стон.
Мародер отойдет, унося по карманам —
Кольца, цепи — и крест с отдышавшей груди.
Зубочисткой кончаются наши романы
С гастрономами.
Помни! И в руки — нейди!
Ты, который так царственно мог бы — любимым
Быть, бессмертно-зеленым (подобным плющу!) —
Неким цветно-капустным пойдешь анонимом
По устам: за цветущее дерево — мщу.
Апрель 1934 — июнь 1936 гг.
