15
St. Gilles, 9-го июня 1926 г.
Дорогой Валентин Федорович,
Сердечная просьба:
помогите Анне Антоновне Тесковой (Gregrova, c<islo> 1190) перевезти к ней нашу большую корзину (громадную!), которая стоит у Чириковых. Эта корзина тяжелой глыбой на моей совести. Там Муркино приданое на два года вперед, мои тетради, письма, всяческое. И все это пожирается молью.
Еще: у наших бывших хозяев (c<islo> 23, Ванчуровых) Сережина шинель, френч и ранец с тетрадями. Все это нужно переложить в корзину перед отправкой ее к Тесковой. А то пропадет. (В корзине места много.)
Тескова, очевидно, за корзиной приедет сама, нужно только помочь ей доставить ее на вокзал (лошадь? тачку?). Было бы хорошо списаться о дне и часе.
Не знаю, где будем осенью, поэтому выписывать нет смысла. А вещи (особенно Муркины) хорошие, во второй раз не будет.
Очень смущена такой тяжеловесной просьбой. Уступаю место еще более смущенному просителю1. Сердечный привет Вам и Вашим.
МЦ.
Погода у нас гнуснейшая.
16
<Июнь 1926>1
Дорогой Валентин Федорович,
Прошение, увы, без полей обнаружила, когда кончила. Мне стыдно за такое настойчивое напоминание о себе. О нас бы должны заботиться боги, а не мы сами.
Напишу Вам как-нибудь по-настоящему, а пока угнетенное спасибо.
МЦ.
17
St. Gilles, 20-го июля 1926 г.
Дорогой Валентин Федорович,
Итак, к 15-му сентября возвращаюсь в Чехию. Украли у меня чехи месяц океана1 (и 370 фр<анков> уплоченных денег!), что-же, когда-нибудь представлю счет. (Как Вам нравится эта наглость?!)
Теперь вот о чем: как Вы полагаете, восстановима ли моя прежняя расценка? проще – с моим приездом, явлением перед Заблоцким2 во плоти (вживе и вьяве!) протянет ли мне Заблоцкий сухой, но не дрожащей (скорей держащей!) рукой – прежнюю тысячу?
На 500 кр<он> ехать нет смысла, одна дорога чего стоит. 500 кр<он> на меня с детьми – это сплошная задолженность, т. е. сплошное унижение. За 500 кр<он> в месяц я чехов буду ненавидеть, за тысячу – любить.
Пишу о всем этом – в совершенно ином тоне, ибо не знаю, как у него с юмором и цинизмом нищеты – почтительно и корректно Сергею Владиславовичу3. От его ответа зависит мое решение.
Английская стипендия? Смеюсь4. И не знала, что есть таковая. Студентам, кажется – какая-то малость. А вот что «Благонамеренный» задолжал нам с С<ергеем> Я<ковлевичем> (его рассказ, моя статья) тысячу франков – знаю твердо. «Руководитель» (т. е. меценат) Соколов даже не отвечает, а чудесный невинный 22-летний редактор Шаховской на днях принимает послух на Афон5. Прислал нам собственных, кровных, от полной нищеты – полтораста франков, пятьдесят из которых истратили, а сто возвращаем. Ничего не знаю трогательнее этой присылки, – последний жест редактора и первый – монаха.
Уже написала Тесковой с просьбой попытаться устроить нас в Праге. Помните мою жизнь во Вшенорах? Заранее устала. Не хочу. Хочу – хоть изредка – музыки, прогулки по новым местам, чуть-чуть красоты и беззаботности. Загородом я душа и рабочий скот, хочу немножко побыть человеком.
Моя Вандея кончилась вчера, в день получения 500 кр<он>. Я сейчас уже еду, все полтора месяца. Жду ехать. Странно, ведь я и раньше знала, что уеду, но 15-ое октября равно бессрочности, а 15-ое сентября – причем непременное – уже завтра, нет, сегодня, чуть ли не – вчера. Я не еду, я уже уехала. Погода испортилась? Все равно. Купаться нельзя? Не я купаюсь. Клянусь, что не преувеличиваю.
Огорчена? Нет. Если бы сама жизнь не вмешивалась я, за физическим (хроническим!) невмешательством в свою жизнь, до сих пор сидела бы в Трехпрудном пер<еулке>, в д<оме> № 8 с двумя огромными тополями, которого уже нету (в <19>19 г. снесен) и где родилась. Поэтому – приветствую бессердечие Завазала, Гирсы6 и пр.
Знаете ли, дорогой Валентин Федорович, что мне стыдно Вас благодарить? Вы ходили, ездили, изводились – а я «благодарю». Вы делали – а я – говорю! Не гадость? Благодарность точно сводить счеты – несводимые, ибо дело и слово – несоизмеримы.
Благодарить я буду эсеров, которые для меня ничего не сделали, даже на письмо не ответили (писала и Лебедеву, и Слониму)7. Эсеры доказали, что им на меня наплевать. Что мне остается? Благодарить за искренность. И поблагодарю – плевком же.
Вот Вам пример (из моей бывшей вандейской жизни): рыбак вытаскивает утопленника: откачивает, отмачивает (для рифмы! скорей: просушивает!) отпаивает – отстаивает. И утопленник, ртом, прожженным солью и ромом: «Большое, большое спасибо!» Что с рыбаком? Рыбака пошнит.
Людовик Баварский8 – страстная любовь моей 16-летней матери. Проезжая место, где утонул, бросила кольцо – обручилась. Так что (Wahlverwandschaften ) некоторым образом – мой отец. А вот стих о нем – не мой, чей не помню:
В горах – как здесь, в покое царском –
Торжественная тишина,
И о Людовике Баварском
Грустила верная луна…9
И еще стих Верлена:
Roi! О seul prince de се siecle, – Sire! 10
Сама бы с наслаждением поехала на его озеро, где м. б. еще бродит тень моей 16-летней матери и достоверно лежит ее кольцо.
Сердечный привет от всех нас.
Пишите!
МЦ.
18
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
12-го декабря 1927 г.
Дорогой Валентин Федорович,
Я Вас не забыла, Вы одно из самых милых мне воспоминаний в последних Вшенорах, из которых Вы – кажется – уехали? Адреса Вашего не знаю, потому пишу на Анну Антоновну1.
Что Вам рассказать о себе, о нас? Начнем с нас: Мур огромный, все говорит, рост и вес пятилетнего (покупаю на французские «six ans» ), разум по возрасту, а возраст 2 г<ода> 10 мес<яцев>. Красивый, кудрявый, отчаянный. Белокур и бедокур. Настоящий мальчик. Игрушки: «машина» (автомобиль), поезд, палки, полное отсутствие женственного начала. Поэта не выйдет. Не горюю.
Але четырнадцать лет, выше меня, крупная, красивая, спокойная, очень гармоничная. Недавно поступила в школу рисования, за месяц большие успехи, даровита и любит.
С<ергей> Я<ковлевич> весь в евразийстве2. Житейские ресурсы – игра в к<инематогра>фе3, но скромен, горд – зарабатывает мало: с 6? до 6 ч. – 40 фр<анков>, из к<отор>ых 7 на обед и 5 на дорогу, итого 28 фр<анков>. А мог бы, по данным, 100. Выступления раза два, три в неделю, но фильм («Жанна д’Арк») кончается, и что будет дальше – неизвестно. Хорошо бы: другой фильм.
О себе. Написала во Франции поэмы: «С моря», «Попытка комнаты», «Лестница», «Письмо к Рильке»4 (будет в № III «Верст»), «Поэма воздуха» и ныне кончила II ч<асть> «Тезея» – «Федру». (Задумана трилогией: «Ариадна» – «Федра» – «Елена».)
Не помолодела – не постарела, живу хоть лучше, чем во Вшенорах, но и хуже: нет той природы и свободы. И друзей нет. Вся жизнь в детях, в домашнем и в тетради.
Надеюсь весной приехать в Прагу, все зависит от 1000 крон, к<отор>ые – соберу или не соберу? – пражским выступлением (нужны на дорогу туда и обратно, жить буду у Анны Антоновны). Очень соскучилась по Праге.
Да! На самых днях будет оказия в Париж: в Прагу едет наш добрый знакомый П. П. Сувчинский (вождь евразийства) на несколько дней. Если не трудно, милый Валентин Федорович, передайте Анне Антоновне для него наши «драгоценности»5. Он у нее будет. Очень хотела бы, чтобы Вы с ним повидались, но не знаю, где остановится.
Очень рада буду, если отзоветесь. Сердечный привет Вам и Вашим. Пишите обо всем.
МЦ.
19
Meudon (S. et О.)
2, Avenue Jeanne d’Arc
29-го дек<абря> 1927 г.
С Новым Годом, дорогой Валентин Федорович! Желаю Вам в нем – но у Вас всё есть – а Россия – в <19>28 г. – несбыточна.
Где Вы и что Вы? Я Вам недавно писала через Анну Антоновну. Если отзоветесь, напишу большое письмо.
Нынче выходит № III «Верст» и, скоро, моя книга стихов «После России» (1922 г. – 1925 г.) – получите обе1.
Всего лучшего Вам и Вашей семье от нас всех.
МЦ.
15
1 К письму Цветаевой было приложено письмо С. Я. Эфрона с той же просьбой о сохранении корзины с вещами. Про свое военное снаряжение Эфрон писал, что оно ему «очень дорого, как память»; про дневники и письма – «не хотелось бы, чтобы неверные руки там копались. Поэтому обращаемся именно к Вам и Тесковой», а в конце письма добавил: «Простите, милый, за постоянную гнусную эксплуатацию Вас. Вот видите – непротивление злу до добра Вас не довело». (Там же, л. 11.)
16
1 Письмо датировано В. Ф. Булгаковым и является припиской Цветаевой к краткому письму С. Я. Эфрона. К письму было приложено прошение о продлении стипендии, а также два чистых бланка за подписью Цветаевой.
17
1 «Чехословацкое Министерство иностранных дел согласилось продлить М. И. Цветаевой писательскую «займообразную ссуду» лишь до 15 сентября (она ходатайствовала о продлении ее до 15 октября), причем, начиная с 15-го июля, размер ссуды уменьшался вдвое, с 1000 на 500 чеш<ских> крон». (Примеч. В. Ф. Булгакова.)
2 См. комментарий 2 к письму 1 к Е. А. Ляцкому (т. 6). В. Ф. Булгаков считал М. Л. Заблоцкого «человеком, мало популярным в русской литературной среде».
3 С. В. Завадскому, как Председателю комитета по улучшению быта русских писателей.
4 «Кто-то из «доброжелателей» М. И. Цветаевой, или просто из легкомысленных русских людей, ложно информировал круги, от которых зависело ее дело, будто, помимо помощи из Праги, она стала с некоторых пор получать еще «стипендию» из английских источников». (Примеч. В. Ф. Булгакова.)
5 О «Благонамеренном» и его издателях см. письма к Д. А. Шаховскому и комментарии к ним.
6 Завазал Зено (Зенон) Иосифович (ок. 1881 – 1934), Гирса Вацлав (1875 – ?) – ответственные представители Чехословацкого Министерства иностранных дел, заведовавшие делами русской колонии и в том числе помощью писателям. (Сведения Е. И. Лубянниковой.)
7 «Упрек Марины Ивановны оказался неверным, ибо именно благодаря представительству «эсеров» (особо влиятельной группы в Праге), ей продлена была впоследствии выдача пособия без обязательства возвращаться в Прагу». (Примеч. В. Ф. Булгакова.)
8 В. Ф. Булгаков находился в то время в Баварии и в своем письме к М. Цветаевой коснулся истории баварского короля Людовика IV. См. письмо 2 к В. В. Розанову и комментарий 3 к нему (т. 6), а также письмо 38 к А. Берг.
9 Источник цитаты установить не удалось.
10 Неточно цитируемая первая строка из сонета Поля Верлена «A Louis il de Baviere» (1886), посвященного Людовику Баварскому. Правильно: «Roi, le seul vrai roide siecle, salut, Sire…»
18
1 А. А. Тескова.
2 См. комментарии к письму к П. П. Сувчинскому и Л. П. Карсавину.
3 В 1927 – 1928 гг. С. Эфрон подрабатывал в кинематографе статистом. Известно, что в этом качестве он принимал участие в фильме «Страсти Жанны Д’Арк» (режиссер Карл Теодор Дрейер). В письме к Елизавете Эфрон Сергей Яковлевич писал в эти дни: «Только в последние дни наша жизнь стала приходить в порядок. Летом трудно было материально. Осенью дела пошли лучше. Раз десять крутился в большой фильме о Жанне д’Арк… Из моих заработков – самый унизительный, но лучше других оплачиваемый, съемки». (Архив А. А. Саакянц.)
4 «Новогоднее» (см. т. 3).
5 «М. И. Цветаевой и ее мужем, при отъезде в Париж, оставлены были у меня на хранение различные «сувениры», дорогие для них, но не представляющие никакой или почти никакой материальной ценности». (Примеч. В. Ф. Булгакова.)
19
1 По свидетельству В. Ф. Булгакова, обещанных книг он не получил.
