Иваньково, 29-го июля 1912 г. <В Коктебель>
Милая Вера,
Вот уже 5-ый день, к<а>к Сережа заболел и в постели: t° три дня стояла на 38,5 — 39,5. Был доктор, но ничего определенного не сказал: думает, что идет какой-то острый воспалительный процесс в области толстой кишки. Бедный Сережа уже пять дней почти ничего не ест: полное отсутствие аппетита и кроме того воспаление десен и нарывы по всему рту. Д<окто>р прописал строгую диэту; из лекарств — пирамидон и салол.
Мы живем на даче у артистки Художеств<енного> театра Самаровой [Мария Александровна Самарова (1852 — 1919) — актриса Московского Художественного театра.], в отдельном домике. Есть чудесная комната для Вас, с отдельной маленькой террасой и входом. К<а>к только приедете в Москву, непременно приезжайте к нам и живите до начала занятий. Лиля умоляет Вас сделать это, несмотря на сравнительную дороговизну пансиона (50 р.)
Режим и воздух здесь очень хорошие. На соседней даче живут Крандиевские, к<отор>ые предлагают Вам свое гостеприимство в случае, если цена пансиона Вам не подойдет. Мы останемся здесь до 20-го августа.
Дорога сюда следующая: на трамвае до Петровского парка, потом на извозчике до самой нашей дачи (75 коп.) Нанимайте в деревню Иваньково, извозчики уже знают.
Кроме всего остального, знакомство с Самаровой может оказать Вам пользу.
Она пожилая и очень трогательная, особенно своими заботами о Сереже.
Сейчас должен прийти доктор.
Вчера доктор выказал предположение, что это заболевание — инфекционное. Д<олжно> б<ыть> Сережа пил в Москве какую-н<и>б<удь> гадость. Сегодня t почти нормальная, но слабость очень велика. Крандиевские каждый день заходят справляться о Сережином здоровье и ведут себя очень трогательно.
Скоро напишу Вам еще.
Ответьте поскорей, хотите ли Вы поселиться у Самаровой.
До свидания.
МЭ
Адр<ес>: Покровское-Глебово-Стрешнего по Моск<овско> Виндавской ж. д. Деревня Иваньково, дача Самаровой.
Орел, 9 ч. утра 7-го сент<ября> 1913 г. <В Москву>
Милая Вера,
Еду без паспорта — где ночевать в Севастополе? Послала телеграмму Петру Николаевичу [П. Н. Лампси.] с тем же вопросом и просьбой ответить Севастополь вокзал телеграф до востребования. На вокзале, кажется, ночевать не позволяют, а в гостиницу не пустят. Вспомнила о паспорте в самый момент отхода поезда, но не успела сказать. Попросите Леню [А. Г. Цирес.] сказать по телефону 198-06 в лечебницу, что паспорт дворника у него. Тогда Чичеровы [По-видимому, съемщики дома Цветаевой в М. Екатерининском переулке.] пришлют за ним.
Еду хорошо, “публики” меньше.
Всего лучшего Вам… и мне!
МЭ
P. S. Узнайте, пож<алуйста>, 198-06, отнес ли Владимир Пете [П. Я. Эфрон] книги и нашлась ли одна квитанция?
1913 г. <17 сентября> Ялта, санатория Александра III день Ваших именин
Милая Вера,
“Я не съела ни листа, К<а>к могла я быть сыта?”
Эта Сидоровая [Прозвище Цветаевой в родственном кругу: “Сидорова коза”.] поздравляет Вас с именинами. Пишу у Лёвы во время ужина. Сегодня Лёва был у д<окто>ра, к<отор>ый советует ему делать операцию аппендицита и ехать в Москву, — ему совершенно не нужна санатория. Это слова главного врача санатории. Соколу он не сказал ничего определенного, предлагает ему лечиться туберкулином, на что С<окол>, конечно, не соглашается. Оба — и Лев и Пудель [В. А. Соколов] — очаровательны и ведут себя великолепно. Лиля принимает углекислые ванны и целыми днями спит. Аля невероятно похудела и побледнела, но здорова, хотя очень капризна. Через 10 дней будут готовы ее карточки с Грушей, к<отор>ую — Вы еще не знаете? — мгновенно выпроводили из Ялты через день после моего приезда. Причина — паспорт. Новая няня несколько тупа, но очень старательна. Лиля безрезультатно воспитывает ее и Алю. Аля говорит: куда, туда, кукла, “ко” (кот), мама, папа, тетя, няня, гулять. У нее невыносимый характер. Хозяйка дома в ужасе и чуть-чуть не попросила нас съехать. В Севастополе я ночевала в купальне, — было чудно: холод, шум моря, луна и солнце; утром стало хуже — полосатые дамы.
Всего лучшего!
Наш адр<ес>: Общинный пер<еулок> дом Кирьякова.
МЭ
Ялта, 25-го сент<ября> 1913 г., среда
Милая Вера,
Сережа с Соколом остаются здесь еще на один месяц — до 1-го ноября. Мы решили взять комнаты Макса и Пра, предупредите квартирантов за 2 недели до нашего приезда. [Сначала Цветаева предполагала провести зиму на юге, потом, по совету врачей санатория в Ялте, решила возвратиться в Москву, но, т.к. дом в М. Екатерининском переулке был сдан, то она и просила о комнатах в Кривоарбатском переулке.]
Звериные здоровья — ничего, слегка прибавляют. Завтра они будут у нас праздновать наши рождения. Сейчас в Ялте цирк Дурова, Лиля каждое утро решает пойти и каждый вечер перерешает. Сегодня она с ужасом рассказала мне, что в программе помечен поезд из 70-ти крыс.
Аля здорова, но очень капризна. На днях пришлю Вам ее карточку. Она, кроме прежних слов, говорит еще “Лиля”, — это не без упорного Лилиного воспитания.
Пока всего лучшего, сейчас будем с Лёвой проявлять.
Напишите мне, пож<алуйста>, адрес Майи, не забудьте!
Я ей пишу бесконечное письмо.
Привет всем знакомым и поцелуй Вам.
МЭ
Ялта. 8-го октября 1913 г., вторник
Милая Вера,
Когда я не знаю дня недели, я ставлю наугад, — иногда выходит верно. От Вас 100 лет — ни строчки. Мы с Лилей ведем идиллическую жизнь, нарушаемую только ее изучением непонятных ей научных предметов и терминов. Ее робкая надежда всё-таки сдать экзамены — умилительна. Сокол скучает, молчит, вяло волочит ноги и… прибавляет. Лёва в восторге от моря, тумана, близости или дальности гор, облаков и солнца и за последнюю неделю немного сбавил. Но в общем он чувствует себя лучше, чем до санатории. Он в упоении от “Войны и Мира”. Я сейчас читаю Balzac’a “Cousine Bette” [“Кузина Бетта”, роман Оноре де Бальзака] — историю злостной старой девы, к<отор>ую Лиля находит похожей на себя. — Всё еще зелено, солнце еще греет. Мы много снимаем стереоскопом.
Аля говорит несколько новых полуслов и определенно называет всех по именам. Она стала дольше спать и меньше капризничать. Хорошеет с каждым днем. Получили ли Вы ее карточку? Лиля привезет еще лучшую.
Пока до свидания, до 1-го — 3-го ноября наш адр<ес> — прежний. Привет Майе и Фельдштейнам, если их увидите. Я им тоже послала Алину карточку.
мэ
Ялта. 14-го октября 1913 г., понед<ельник>
Милая Вера,
Спасибо за письмо. Послезавтра я с Алей и няней еду в Феодосию устраиваться. Сегодня к нам приходят Лёвы [С. Я. Эфрон и В. А. Соколов.], второй раз за всё время. Лиля волнуется уже с 4-ех ч. утра (первое пробуждение Али), стараясь изобразить на тарелке нечто вроде сбитых сливок. У нее 2 пары великолепных соколиных башмак<ов>: одни — ярко (даже слишком) рыжие, другие — ослепительно-белые. Она “обеспечена” на 2 года и в восторге.
Лёва вчера прибавил около трех ф<унтов> (за неделю); Сокол тоже около этого. Лёва сейчас весит 41/2 пуда, Сокол — 4 без двух ф<унтов>. Но Левин нормальный вес должен быть никак не менее 5 п<удов> по его росту! Всё-таки он поправляется.
Насчет Феодосии мы решили к<а>к-то сразу, не сговариваясь. С<ереже> хочется спокойствия и отсутствия соблазнов для экз<аменов>, мне же сейчас совершенно безразлично, где жить. К тому же в Феодосии будет Ася. Не видали ли Вы ее? Я уже около трех недель не имею от нее ни строчки. Пишите мне уже в Феодосию на Петра Николаевича.
Напишите мне, пож<алуйста>, адр<ес> Аделаиды Казимировны и передайте ей это письмо возможно скорей, — в нем Алина карточка.
Аля очень быстро развивается. Говорит: “ко”, мама, Лиля, няня, “па” (упала), “ка” (каша, — причем указывает рукой на кастрюльку), куда, “кука” (кукла); понимает “нельзя”, “иди”, “вставай”, узнает в книге кота и тигра, к<оторо>го тоже назавает “ко”. Ходит она быстро и гораздо уверенней, чем месяц назад. Волосы и брови темнеют. Да, Вы правы! Лиля и не думает учить ее “тетя Вера”, — ничего подобного.
Привет Фельдштейнам и Майе. Пра собирается в Москву 15-го ноября. Маргарита Васильевна [М. В. Сабашникова] всё еще в Коктебеле, я ее наверное застану.
Всего лучшего.
МЭ
Феодосия, 14-го дек<абря> 1913 г., суббота
Милая Вера,
Спасибо за письмо. Третьего дня только я отправила Вам и Лиле открытку с новостями об Але. К ним могу прибавить пока только одну: она начала “читать” все окружающие предметы: гребенку, стул и т. д. На карточках она гораздо хуже, чем в натуре: пропадает цвет глаз, нежность кожи. К тому <же> ее лицо очень подвижное, и многие выражения являются случайными.
Сереже много лучше. Ему дают кашу, и сегодня — котлеты. Он оброс и похож на оранга.
В письме к Пра Вы найдете описание моей текущей жизни. Стихов пишу мало, но написанными довольна. Есть длинные стихи Але, начинающиеся т<а>к:
“Аля! Маленькая тень На огромном горизонте”…
Если Вам интересно, — пришлю.
Последние дни вижусь с Максом. Он очарователен, к<а>к в лучшие дни и я вполне забыла летние недоразумения.
О книгах в магазинах ничего не знаю. Прошлой весной мы их давали на комиссию, — проданы, или нет — я не знаю. У Кожебаткина жульническим образ<ом> кроме 180 — 200 (м. б. больше) руб. за продажу наших книг осталось еще больше 50 (м. б. 100!) экз. “Волшебного фонаря” без расписки. А м. б. и 200, сейчас не знаю.
У меня есть здесь около 10-ти — 15-ти экз. “В<олшебного> ф<онаря>”, но к<а>к их переслать? М. б. через Редлихов, если они поедут в Москву.
Стихи Мчеделову перепишу с удовольствием какие хочет, — его любимые. Передайте мой привет Асе Жуковской [Василиса Александровна Жуковская — племянница Д. Е. Жуковского.]. Видитесь ли с Майей и Адел<аидой> Казимировной? Напишите мне большое письмо о себе!
мэ
Крепко целую Вас и Лилю. Асин Андрюша прекрасно ходит, Аля еще неуверенно, — она гораздо крупнее. У нее 13 зубов.
Феодосия, 9-го марта 1914 г., воскресенье
Милая Вера,
Подлая Вы и подлая Лиля ничего не отвечают мне на мои письма. Пра недавно писала, что Вы на лето уезжаете играть — надолго ли? куда? какие роли? Неужели т<а>к и не попадете в Коктебель? Ни Вас, ни Лили и присутствие Толстого [А. Н. Толстого] — довольно неуютная перспектива! Уже 1/2 года, к<а>к мы не видались и еще 1/2 года, пока увидимся. Пра пишет, что Вы хороши, к<а>к юный тополь. Оставайтесь такой до нашего свидания!
Аля очень выросла, очень похорошела. Теперь бегает не только по комнатам, но и по улицам — Боже, что я пишу! — по саду. Длина ее 82 см., вес — около 30-ти ф<унтов>. Но с виду она худа. Лицо страшно изменчивое, страшно трудно снимать. Понимает она очень много, говорит больше 100 слов. Весела, ласкова, очень сосредоточенна, к игрушкам до странности равнодушна. Любит, когда ей поют в ухо, — подставляет то одно, то другое. Д<окто>р нашел ее малокровной, прописал железо. Легкие и сердце прекрасны. Сейчас ей непрерывно шьются новые вещи: сшиты осеннее плюшевое пальто, капор и муфта; летнее пальто, белое, скоро будут готовы летние платьица — все белые.
Андрюша хорошо бегает, лазит лучше Али, вообще физически проворней. Он ужасно похож на Асю.
Ася думает ехать в Коктебель в конце апреля, мы с С<ережей> — увы! — только в июне.
С<ережа> чувствует себя довольно скверно, — слишком устает. Директор, у к<оторо>го я была, принял меня необычайно радушно и некоторыми чертами напомнил мне папу. Всего лучшего, напишите хотя бы открытку!
мэ
Феодосия, 22-го мая 1914 г., четверг
Милая Вера,
Только что отправила Вам Сережину телеграмму. Он выдержал все письменные экз<амены> — 4 яз<ыка> и 3 матем<атики>. Очевидно, выдержал, т<а>к к<а>к директор на вопрос Лидии Антоновны, к<а>к он держит, сказал: “хорошо”.
Числа 20-го июня, или 25-го он будет в Москве. Очень хочет повидаться с Петей [П. Я. Эфрон приехал в Москву в феврале 1914 г.]. Где он сейчас, был ли у него Манухин [И. И. Манухин — доктор медицины, применял открытый им метод лечения туберкулеза облучением селезенки рентгеновскими лучами.], возможно ли излечение рентгеновскими лучами? К<а>к его самочувствие — внутреннее? Безумно жаль его!
Если ему это может быть приятным, передайте, что Ахромович [В. Ф. Ахромович — поэт, искусствовед, секретарь издательства “Мусагет”.] в письме ко мне восклицает о нем: “Какой это очаровательный человек!”
Мы с Алей уезжаем 1-го в Коктебель и пробудем там всё лето. Д<окто>ра очень советуют для Али морской воздух и солнце.
Сережа по приезде в Москву пойдет к Титову [Видимо, врач, лечивший Я. К. Эфрона.]. У него плохо с сердцем, вообще он истощен, но не т<а>к плох, к<а>к мог бы быть из-за экзаменов. Обещал мне беспрекословно исполнить совет Титова, или др<угого> специалиста, — ехать именно туда, куда его пошлют, и на столько времени, сколько окажется нужным.
Д<окто>р, смотревший его, сказал, что на военную службу его ни за что не возьмут из-за сердца, но что затронутая верхушка его вполне излечима.
Об Але: она выросла до неузнаваемости и хороша, к<а>к ангел. Лицо удлинилось и похудело, волосы почти везде русые, только с боков еще несколько прежних белых прядей.
Говорит она наизусть коротенькие стихи и сама составляет фразу. Напр<имер>, сегодня она сказала: “Кусака будет мыть ручку”. Видя, что идет дождь, она возмущенно воскликнула: “Дождь пи сделал!” (т. е. за маленькое). О себе она говорит частью в первом, частью в третьем лице. Напр<имер>: “Хочу купаться”, “Пойду сама”, но вдруг такие неожиданности: “Дай, пожалуйста, купаться”.
Когда что-нб. просит, всегда прибавляет “пожалуйста”. — “Дай, пож<алуйста>, розочку”, или бублик, или кубики. Любит смотреть картинки и рассказывать их содержание. Характер идеальный: ни слез, ни капризов. Меня любит больше всех. Я с ней почти целый день, гуляем, заводим шарманку, смотрим картинки.
Няня у нее слегка вроде Груши: молодая (16 л<ет>), веселая и легкомысленная, но сейчас это не опасно, т<а>к к<а>к Аля с ней находится сравнительно мало. У Али целый гардероб, масса платьев, три — даже четыре! — шляпы, 2 летних пальто, два осенних. Для Коктебеля — цветные носочки и сандалии.
О себе напишу в др. письме. Я, между прочим, подстригла сзади и с боков волосы и выгляжу — по Пра много моложе, по Максу — взрослой женщиной.
Всего лучшего, милая Вера, крепко целую Вас. Передайте мой нежный привет Пете и напишите о нем. На какие деньги он лечится и хватает ли?
Напишите мне до 1-го сюда, после 1-го — в Коктебель. Уезжаю т<а>к рано из-за неприятности с Рогозинским.
мэ
<Приписка С. Я. Эфрона: >
Целую тебя и Петю — буду в Москве через четыре недели.
Манухин делает чудеса — так хочется, чтобы Петя попробовал Рентгеновских лучей.
Выехал бы сейчас в Москву, да не могу из-за экзаменов. Как только кончу — приеду.
Передай П<ете> самые нежные слова. Не пропустите время для операции, часто только она может помочь. Прости, Верочка, что не приезжаю.
Сережа
Куда писать? Пиши почаще о П<ете>. Где Лиля?
