А. С. Штейгеру 2

14-ГО АВГУСТА 1936 Г., ПЯТНИЦА. CHATEAU D’ARCINE, ST. PIERRE-DE-RUMILLY (HAUTE SAVOIE).
— Это моя самая любимая открытка — из всех присланных — п. ч. она самая бедная. Эти открытки, кстати, все краденые — их было очень много, и я скромно выкрала лучшие — Вы как раз тогда мне написали, что по зимам жили в П‹етербур›ге. Теперь мой улов кончен и буду посылать Вам здешние виды: замка и природы, но лучшего (внутреннего) замка, увы — нет. Я из всего него больше всего люблю кухню — решетчатую, сводчатую — и чердак: самое жаркое (день и ночь кипят котлы) и самое холодное: день и ночь шум деревьев и каких-то верхних потоков а, м. б. — шум времен. Я здесь живу совсем без людей — хотя их сорок человек — с одними Вами. Отсюда часто ездят в Женеву, т. е. в Швейцарию, и это немножко растравительно, но я не завистлива и знаю, что в конечном счете блага распределены правильно: у меня такая сила мечты, с которой не сравнится ни один автомобиль. Мне только — просто — жалко, что я сейчас не могу быть с Вами, п. ч. Вам наверно скучно и долго лежать. Не прошу: пишите — п. ч. наверно сами напишете, когда сможете. Не утомляет ли Вас мелкость моего почерка:
мне всегда так много нужно Вам сказать.
Храни Вас Бог!
МЦ
‹Приписки на полях:›
Кончаю перевод пушкинских Бесов. — Увлекательно. Замечаю, что пишу Вам как здоровому, — но это не эгоизм, а ужас перед физической болью, которой не могу помочь. Я о ней просто стараюсь не думать, п. ч. иначе — отчаяние.

Наверху над замком совсем одна в брошенной мельнице живет гадалка. Соблазнительно. Но — страшно. И немножко — как-то — недостойно. И наверное не пойду. Если она — гадалка — она ко мне должна придти.
Я Вам обещала спокойные письма и, видите — слово держу.

15-ГО АВГУСТА 1936 Г., СУББОТА. CHATEAU D’ARCINE. ST. PIERRE-DE-RUMILLY (HAUTE SAVOIE).
Милый друг, мне кажется — Вы не писали уже целую вечность, а на самом деле — только три дня. Но я сейчас немножко беспокоюсь, — беспокоилась бы и множко — если бы дала себе волю. Если бы я была уверена, что Вы не пишете для здоровья, а не от нездоровья… Теперь о другом (хотя о том же самом): м. б. Вам неловко — ведь это папа приносит Вам письма — ежедневно получать письмо тем же почерком и с тем же штемпелем: ежедневно всё то же письмо. Может создаться — у такого, как Вы, как мы — положение — etwas peinlich [1]. Непременно ответьте, ибо, м. б., лежать Вам придется еще долго, а я обещала писать Вам каждый день — и теперь боюсь остановиться, ибо — как сказал однажды Гёте одной девушке: Fahre fort mir zu schreiben und rechne mir die Bitte nicht zu hoch andenn Gewohnheit ist ein gar zu liebes Ding [2] — так, м. б., у Вас уже — Gewohnheit, и — что важнее всех обещаний другому — я сама себе обещала никогда — ни в чем — ничем не огорчать Вас и не смущать.
Словом, решайте сами и знайте, что я всегда все пойму.
Не спрашиваю о здоровье, п. ч. это было бы просить писать. Не спрашиваю, но — конечно — думаю. Помните, я Вам вчера писала о Женеве, а нынче с утра меня в Женеву — звали — на целый день — и даром. И я не поехала, п. ч. не знала, чтo с Вами, и никакой радости, даже щемящей — от одной страны, одной земли — бы не вышло. А вчера вечером, когда хозяйка горного кафе, произнесла слово: Берн: — «J’ai vu cela a Zurich, et dans la cave de Berne». Car elle est immense — la cave de Berne» [3] — я сразу обернула голову, точно меня позвали.
Я послала Вам отсюда: небольшое письмо (на которое Вы отозвались), 4 открытки — петербургские [4] — и книжечку. Одну из открыток (конную) и книжку — с оказией из Женевы. Большое письмо лежит и, от времени до времени, — прирастает, но читать его — как и писать — работа, а м. б. и тревога, поэтому — пускай вылеживается — как Вы.
Если неудобно, чтобы я писала ежедневно — напишите непременно: хотя бы два слова.
Вчера лазила на высокую, высокую гору, собирала орехи и цикламены. Ваши орехи я съела (Вам сейчас все равно нельзя), а Ваши цикламены стоят у меня в стакане.
МЦ
___________________________________________________________________________
1. Некой неловкости (нем.).
2. Продолжай мне писать и не считай мою просьбу слишком большой — ведь привычка — очень приятная вещь (нем.).
3. Я видела это в Цюрихе и в погребе Берна. Он очень большой, этот погреб Берна (фр.).
4. До Вас дошли только две (примеч. М. Цветаевой).

17-ГО АВГУСТА, ПОНЕДЕЛЬНИК
Пишу из соседнего городка — бывшей столицы Савойи — Бонневилл’я.
От вас много дней ни слова, очень беспокоюсь о здоровье, если можете — известите.
Буду ждать и — пока — не пишу.
МЦ
Ничего о Вас не знаю с 11-го.

‹8/9/10/11/12/13/14/17/18 АВГУСТА 1936 Г.›
ИЗ НЕПРЕРЫВНОСТИ ВНУТРЕННЕГО ПИСЬМА (ДЕНЬ ЗА ДНЕМ, ДОЙДЕМ И ДО 12-ГО).
Еще в Moret, значит до Вашего Берна:
— Почему Ваши письма настолько лучше Ваших стихов? Почему в письмах Вы богатый (сильный), а в стихах — бедный. Точно Вы нарочно изгоняете из своих стихов всего себя, все свое своеобразие — хотя бы своей беды, чтобы дать вообще-беду, общую беду: бедность. Почему Вы изгоняете все богатство своей беды и даете беду — бедную, вызывающую жалость, а не — зависть. (Не думайте, что меня обольщает на-меня-направленность Ваших писем — это во мне никогда ничего не предрешало —и — все стихи всё равно на меня направлены.) — Вам в стихах еще надо дорасти до себя-живого, который и старше и глубже и ярче и жарче того. Вы (живой) из близнецов: Кастора и Поллукса — тот близнец, которому отец — Зевес.
_______
МОЙ ЗAМОК, 8-ГО АВГУСТА 1936 Г.
— Не удивляйтесь гигантскости моего шага к Вам: у меня нет другого.
_______
Вы тоже человек одной ночи — одного взгляда — и целой жизни тоски — Sehnsucht — оборота нa. (Потом этих взглядов становится много, но каждый — нож.)
Вы тоже сразу хотите не-жить, чтобы не было ни потом, ни дальше. (Продолжения не будет.)
Сколько бы мы раз уже умирали, если бы боги нас слушались!
_______
Ваша младенческая привязанность к Тёте, то есть: чистая страсть тоски — лейтмотив всей Вашей жизни. Другого не будет, ибо с душой ничего другого не бывает, ничего кроме нее самой, которая есть: чистая страсть тоски. Душа (когда она есть: ее нет — никогда) рождается готовая, не рождается — продолжается — со всем грузом бессознательной и бесполезной памяти. Бессознательной — так руки сразу узнают клавиши, плечи — волны. — Бесполезной — все ошибки зaново, как будто бы никогда не расшибался — и это уже можно проследить в короткой нашей, в короткой Вашей жизни: от чего Вы в жизни излечились, чему — научились? Ни от чего. Ничему. И вся я к Вам этому — живой пример.
В который раз? И разве я не знаю, что все кончается, и разве я верю, что (это во мне к Вам) когда-нибудь кончится, когда-нибудь меня отпустит, что я от Вас — опустею: стану опять пустым — и холодным — и свободным домом: domaine’oм? [1]
Ведь стоило Вам только подать мне знак — так ивы на краю дороги подавали мне в летящее окно — знак — как я на этот ивовый знак — вся ринулась, ринулась, кинулась, зная всё и не веря — ничему.
_______
В жизни с этим делать нечего, и Вы это знаете. Давайте вместе не-жить: действенно, воинствующе, победоносно.
_______
Мой перстень был: сплошь ровный серебряный широкий с серединной лилией — по бокам по кресту — вокруг (всего пальца) розы. И он никогда уже не станет моим.
_______
9-ГО АВГУСТА 1936 Г., ПОНЕДЕЛЬНИК.
Если бы можно было запустить руку в душу — как в море — Vous retireriez Votre main pleine de Vous [2].
Не удивляйтесь. Если распределить всё это по годам нашего знакомства (с Вашего рождения или даже с того часа, когда Вы впервые подошли ко мне на одном из моих чтений) — вышло бы вполне нормально, а сейчас Вы всё это получаете сразу — только не пугайтесь и не подломитесь и не усумнитесь.
_______
Сколько сказок бы я Вам рассказала, если бы мы были вместе! Сколько — Marchen meines Lebens! [3]
Над пылающим лицом:
Тем, с глазами пьющими,
Сколько песен шепотком
Спето, петель — спущено!
(Это о Царице с ее раненым: «Мой раненый» — помните?).
Нам с Вами эти дни (с получения мною Вашего первого письма, а может быть — и с его написания) нужно было бы жить вместе, не расставаясь — с утра до вечера и с вечера до утра — ведь все равно, как эти пространства между — называются!
_______
Никогда никто к Вам так всем существом не шел, как я сейчас. Так только море идет — всем собой. (Прилив.)
_______
Ваше письмо (последнее) лежит у меня во Втором Фаусте: спит в нем, обнятое гётевским восьмидесятилетием — и всею игрою тех Нереид и Наяд. Это Вaш дом. Вы в нем живете. Сколько у Вас сейчас домов, кроме бернского: я, моя тетрадь, мой зaмок. Второй Фауст. Какой Вы сейчас любимый и сохранный — если бы Вы знали!
Раз мы все равно не расстаемся (я говорю мы, п. ч. иначе нет ничего, т. е. обычное: я и ein Idol) раз мы всё равно не расстаемся — бессмысленно не быть вместе.
Но я бы хотела быть с Вами совсем без людей, совсем одна в огромной утробе — зaмка — и нам прислуживали бы руки, как в сказке Аленький Цветочек. — Хочешь? — И я знаю, что к нам, привлеченные чистотой и жаром, пришли бы все прежние жители этого замка, все молодые женщины, и все юноши (я тебе скоро пришлю их портреты: я их для тебя украла) и все бабушки в чепцах и прадеды в халатах, и любили бы нас, и мы бы царили над ними и, в конце концов — незаметно — перешли бы к ним в стены и когда пришли бы другие — никого бы не нашли.
_______
Я хочу с Вами только этого, только такого, никак не называющегося, не: сна наяву, сна — во сне, войти вместе с Вами в сон — и там жить. Потому, что Вы тоже пленный дух, как я, — не дух (духовность) a ein Geist: ein Gast [4]. Я это знаю, поняла по первому зову.
_______
(ВСЕ ЕЩЕ 9-ГО, ПОНЕДЕЛЬНИК).
Нынче, открывая дверь в свою заведомо-пустую комнату, я на секунду задержалась на пороге с мысленным вопросом: — Можно? — И удивиться не успев (на свою рассеянность) поняла: она до того заселена Вами, что если меня в ней нет, то в ней, конечно — Вы.
_______
Я не люблю детского общества: грубо, мальчишески и девчончески-профессионально, громко, и если я гуляю с детьми, то всегда внутренне-насильственно — а нынче я и внутренно согласилась, из соображения: — Раз я иду — с другим, то естественно, чтобы и Мур шел с товарищем. И только потом установила, что я ни с кем не иду.
_______
До Вашего письма я все время переводила Пушкина — целыми потоками — лучшие его стихи. (Когда-нибудь пришлю — или прочту.) С тех пор — ни строчки. Сейчас я думаю о Вас: думаю — Вас. Это очень серьезное занятие (Бедный Р‹ильке›! Мне одна любaя, любезная французская дама рассказывала: — Il nous lisait toujours ses ecrits francais, en nous demandant a mon mari et a moi (муж — корректный морской офицер-француз) — si c’etait assez clair. Un jour il nous lit: — Cette femme a les mains sur les genoux. Elle ne bouge pas. Elle pense un enfant. — A un enfant? — Non, non, elle pease un enfant. C’etait lui qu’elle pense et non pas a lui. — Mais c’est absolument impossible en francais, cher Rilke, personne ne comprendrait, on prendrait ca pour une erreur d’impression. On peut probablement dire ca en allemand, mais en francais (NB! Прерываю: si on peut dire en allemand, c’est qu’on peut le sentir en allemand, car: «sie denkt ein Kind» n’est pas plus dit en allemand qu’en francais… Toute la difference est que le lecteur allemand croit le poete sur parole, l’honore et la suit dans chacune de ses particularites, tandis que le lecteur francais — le juge.) Тогда, Р‹ильке›, жалобно: — Alors, Vous dites — c’est absolument impossible? Incomprehensible? — Absolument. — Alors il ajouta — a —
Et moi je n’ajoute rien. Je Vous pense. Et un jour — nous en recauserons [5].
_______
10-ГО АВГУСТА 1936 Г., ВТОРНИК.
Когда я нынче думала о комнате, в которой мы бы с вами жили, и мысленно примеряла — и отбрасывала — одну за другой — все знаемые и незнаемые, я вдруг поняла, что такой комнаты — нет, потому что это должна быть не-комната: отрицание ее: обратное ее, а именно: комната сна, растущая и сужающаяся, возникающая и пропадающая по необходимости внутреннего действия, с — когда-надо — дверью, когда не-надо — невозможностью ее. Комната сна (Вы видите сны?), та комната, которую мы сразу узнаём — и на которую немножко похожи, в памяти, наши детские.
_______
(Нынче я начала пушкинских Бесов, и Вы меня немножко отпустили.)
_______
11-ГО АВГУСТА, СРЕДА.
Вчера, к концу вечера, я заметила (здесь больше сорока человек народу), что я стала бесконечно-ласкова, и как-то ровно-радостна — и заметила это по ласковости остальных — и поняла, что это — Вaше, к Вам, т. е. от Вас — идущее. И у меня было чувство, что я растрачиваю Ваши деньги.
_______
— О ступеньке (на карточке). Сначала: — Нет, ближе! Потом: — Правильно, потому что — и Вы конечно об этом не думали — самое дорогое и драгоценное: голова — сама и сразу — на коленях.
— Где эта лестница??
_______
Я себя сейчас чувствую своим зaмком, в котором Вы живете. Пустынно, огромно, сохранно и обнимающе Вас со всех сторон — но таким просторным объятием! — и сколько в нем места, и Вы всюду можете ходить, в нет запретной комнаты — а надо всем огромный пустынный гулкий чердак с готическим корабельным сводом — над которым — еще свод — а на самом верху — колокола. Которые никогда не звонят. И они бы сами зазвонили.
_______
12-ГО АВГУСТА, СРЕДА —, ПОСЛЕ ПИСЬМА.
Вам письмо принес — отец, мне — сын, и оба не знали, чтo несут.
_______
Когда я прочла: боль выносимая, т. е. глазами увидела слово: боль — у меня всё внутри — от горла до коленных чашек — физически задрожало, и я еще удивилась, как можно так неподвижно стоять — и тaк дрожать.
_______