ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
II часть
(Начата 12/25 Октября 1922 г. — С Богом!)
Эй, звоночки, звончей вдарим!
и т. д.
Варианты:
…Нов у барина глазок,
Скок у барина легок
Брови сдвинув, рот разинув
на белом на снежке NB!
: розан размалинов | розмаринов
В разлазоревом горшке
Где крестом дорога
Сошлась — с снегом вровень,
Глядит барин: розан
намалеван…
Где крестом дорога
Сошлась — дар дарован!
Глядит барин: розан
Точно намалеван.
Посередь снегов — столбок,
Под столбом — глаза ожег!..
— На всё, барин, очередь,
На всё, барин, заповедь!
Спешит барин — мочи нет! —
Цветочек выкапывает
Полны варежки нагреб,
По коленочко в сугроб
— Инде ж, барин, писано,
Чтоб саван — весну рожал?
С цветочками, с листьями,
А сам-то — что уголь-жар!
В обе рученьки бьет,
К самой душеньке жмет
На всю жызть, моя сласть!
Кажный листик обтряс.
Шапка наземь, шубка настежь —
К самой душеньке прижал!
Жесты: распахнуть шубу, спрятать цветок.
NB! усилить перекресток и жар цветка.
Постепенность
(без сына)
I глава — Барин. Барин — слуга — Цветок. Слуга указывает, барин выкапывает и увозит.
II глава: Цветок. В двух словах любовь барина к цветку (муравленый горшок, поливка, не надышится). На сцену — слуга: “Ты вот так-то и так-то, а попробуй-ка не поспать нынче ночью…” Барин не спит. Превращение. Дает ей пройтись по комнатам (спящая), хватает за обе руки, разговор. Три Марусиных условья: пять лет без обедни, изгнать красный цвет, не принимать гостей: А цветок мой — от соблазну — сожги. Барин соглашается. — Спят.
III глава: Барин уезжает. Слуга заманивает Марусю в “особую светелку” где цветок. Маруся не удерживается и ночью становится цветком. (“Зачем не сжег?!”)
IV глава: Приезд барина, донос слуги, гнев барина: враз нарушает все три условия, или — барин приезжает в ночь, застает Марусю цветком — объяснение — угрозы и вечером: пир.
V глава — Херувимская.
Постепенность:
III глава. К концу пятого года. Рождение сына. (Кто-то простил.) Барин советуется со слугой, как бы порадовать барыню: назови гостей, устрой крестины — развеселится.
IV Пир
V Херувимская
1. Как с двенадцатым, с последним — в самый звон
Как встряхнется-встрепенется стебель-сон
2. Как с двенадцатым, с последним — следом в след —
Как встряхнется-встрепенется стебель |-цвет
зелень |
3. Как с двенадцатым, с последним, сроком в срок,
Как встряхнется-встрепенется стебель-сок
Красное приданое,
Бусы коралловые
Стан запрокидывает,
Руки выламывает
Платье одергивает,
Дрему отряхивает
С красного сборчатого
Дрему отряхивает
Белы |
Светлы | мраморные стены,
А ее стена — без тени
— да с костью ль?
Страшная гостья!
Светлы месячные игры.
Посередке: стол неприбран
Востры бариновы лыжи
2-го ноября по-новому — переезд в чудную — почти аю-райскую — хату, предпоследнюю в деревне, почти в лесу. (Наша лесная дорога: въезд.) Низкая, три окошка, кафельная печка (белый с голубым изразец) — старик и старушка, причем старушка глуха и глупа.
Здесь я непременно должна кончить Мoлодца. — К Рождеству.
— Дай Бог! —
В щечки — ладошками
Вперлась —
Зал в два света
— в два цвета,
Зал в два света
Ручки стиснула
Месяц | — ливнями,
Слезы |
Ну поистину —
Дева дивная
Платье — красного атласа
…
Красным морем пролилася
Середь лунных | морей
мертвых |
Ручку правую сдружила
А и с левой рукой…
Белизну я воспринимаю не как отсутствие цвета, а как присутствие.
Куды ни глянь —
Вьется! Вот-вот
В лунную стклянь
Рыбой уйдет
Куды ни кинь —
Клином! Вот-вот
В лунную хлынь |
синь |
Дымом уйдет…
1. Подивился барин дичи…
— Может грех какой девичий:
Co-сна, во-сне…
— Не знаю, нe…
2. Подивился барин сдаче:
— Может грех какой ребячий:
…во сне…
— Не зна — ю, не…
3. Подивился барин вздору:
— Может грех такой, который
Долго ль — вместе лечь?
(Дольше — вести бечь!)
Мой последний сказ —
В нужный день и час…
Листья ли с древа рушатся,
Розовые да чайные?
То |
Нет | — с покоренной русости
Ризы ее, шелка ее.
Ветви ли в воду клонятся
К водорослям да к ржавчинам?
То |
Нет | — без души, без помысла
Руки ее упавшие.
Смолы ли в траву пролиты,
В те ли во льны кукушечьи?
То |
Нет | — по щекам на коврики
Слезы ее, — ведь скушно же!
Барин, не тем ты занятый,
А поглядел бы зарево!
То в проваленной памяти
Зори ее: глаза его!
Расставаться — ленятся…
(Конец первой черновой Мoлодца: черная тетрадка с белой наклейкой.)
ВТОРАЯ ЧЕРНОВАЯ МOЛОДЦА
(черная средней толщины, без наклейки)
Черновая для Мoлодца
(Тетрадь подарена Сережей 1/14 ноября 1922 г. в Чехии, в Горних Мокропсах, близь Праги. Начата 2/15 ноября 1922 г., в день рождения моей матери. Ей сейчас было бы 53 года. Сейчас, когда переписываю — почти 63 г.)
II ч<асть>
Глава третья
Ровно выстрел пушечный
Часы-сроки грянули, —
И в снегах подушечных
Молодая барыня
Никого не слушавши
Часы-сроки грянули…
Из письма к Б. П.
(NB! Обе черновые Мoлодца приходятся посредине зеленой с черным тетради, т. е. тогда Б. П. еще не уехал.)
…Мой любимый вид общения — потусторонний: сон. Я на полной свободе.
…Письмо не слова, а голос. (Слова мы подставляем.)
Я не люблю встреч в жизни: сшибаются лбами. Две глухие стены. (Брандмауэра, а за ними — Brand! [пожар (нем.), а также имя героя одноименной драмы Г. Ибсена.]) Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше — радугой, где под каждым концом — клад. (Ou l’аrc en ciel a pose son pied… [“Где радуга опустила свою ногу” (фр.).])
Но тем не менее — захудалое, Богом забытое (вспомянутое!) кафэ — лучше в порту (хотите? (Nordsee!) [Северное море (нем.).]), с деревянными залитыми столами, в дыму — локоть и лоб —
Но я свои соблазны оставляю тоже в духе.
Сейчас расстаются на слишком долго, поэтому хочу — ясными и трезвыми словами: — на сколько и когда. Потому что я — так или иначе — приеду. Теперь признаюсь Вам в одной своей дурной страсти: искушать людей (испытывать) непомерностью своей правдивости. Давать вещь так, как она во мне и во вне — есть. [Пример во-вне:
— Ты поцеловала себя в зеркало как я тебя просила?
— Нет, в той комнате было холодно и я не пошла.
NB! Прибавлено при переписке, Б. П. этого не писала. 1932 г.
NB! Полнота правды есть ее точность. Не: ВСЁ, как было, а: всё КАК БЫЛО 1932 г.] Испытание правдой. Кто вынесет? Особенно если эта правда, в данный час, — Осанна! Моя Осанна! Осанна моего данного (вечного) часа. Я не умеряю своей души (только — жизнь). А так как душа — это никогда: я, всегда: ты (верней — то) — то у другого или руки опускаются (трусливое, хотя тоже правдивое: “да ведь я не такой!”) или земля ходит под ногами, а на земле — я, и ноги по мне. Принимаю и это.
Я знаю, что в жизни надо лгать (скрывать, кроить, кривить). Что без кройки платья не выйдет. Что только устрашишь другого потоком ткани. Что в таком виде это не носко — и даже невыносимо. Но мои встречи — не в жизни, вне жизни, и — горький опыт с первого дня сознания — в них я одна (как в детстве: “играю одна”).
