ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ
20-го июля переехала из Иловищ в Дольние Мокропсы в развалёный домик с огромной русской печью, кривыми потолками, кривыми стенами и кривым полом — во дворе огромной (бывшей) экономии. Огромный сарай — к<отор>ый хозяйка мечтает сдать каким-нибудь русским “штудентам”, сад с каменной загородкой над самым полотном железной дороги. — Поезда.
III картину начинаю в Дольних Мокропсах 21-го июля 1924 г.
Дай Бог — и дайте боги!
Дальнейшее:
Монолог Ариадны у входа в лабиринт. — Спокойствие или ужас? — Перемежение. М. б. молитва Афродите. Прислушивание: глухо. Лабиринт не выдает своих тайн. М. б. рассказ о лабиринте, упоминание о Дедале (строителе). Перекличка с звездным небом (замышлен по образу звездного неба). Апогей ужаса и мольбы — удар — это Тезей обезглавил Минотавра. Лабиринт сотрясается. — “Не выпусти нити! Не выронь души!”
Явление Тезея. Великолепие его. Клубок — весь. Окровавленный меч. (В конце клянется этим мечом.) — “Дева, едем!”
Только сейчас прозрел! Вся жизнь моя доселе — блуждание в лабиринте. Ты — исход, выход и свет. Обретя мир, не возвращаются в лабиринт. Упорство Ариадны:
…оставь надежду!
Допытывание Тезея: жаль отца? Но потеряв Андрогея — он всё потерял. Дважды жизни не теряют.
— Мой отец — убийца твоего брата? Но твой отец мог бы быть убийцей твоего жениха! (NB! Иезуитизм! 1933 г.) — “Боишься бесславья? (Женская честь.) Но до Афин я тебя и помыслом не задену, а в Афинах я сделаю тебя царицей, ибо отец несомненно уступит мне престол”. (Молчание Афродиты.) Долгая пауза. — Ты меня не любишь? Но этого не может быть! — Не может быть. — Так что же?
— Не жалость к отцу, не ужас перед твоим, не девическая робость, именуемая женской честью, а на последний домысел я тебе ответила. — Слушай:
Я — любимица Афродиты, и благоволение ее — над моим любимым! Но если мой любимый изменит, милость ее обратится в гнев, благословение — в ненависть. Гнев богини погубит тебя. — Но… — Слушай дальше: — “Ну, допустим, что есть на свете такое чудо: верный Тезей (“Любовь и долг — но это так же ново — как белый волк — и верный Казанова!” (Приключение [Фрагмент диалога Казановы и Генриэтты из четвертой картины пьесы Цветаевой “Приключение”.]. Пометка 1933 г.)): верный герой (по звуку не хуже ведь, чем — вероломный? NB! a это уже совсем я, живая речь!) — но ведь и меня, любимицу Афродиты, может полюбить другой, другие. И не всегда это бывают — смертные! Меня может полюбить бог и ты меня… уступишь”. — Уступить тебя? — Да, ибо ты чтишь богов. То, что не могли над тобой ни мои слезы, ни моя красота, ни — ни — смогло над тобой одно имя богини. Покоряясь ее велению ты нарушил свою клятву Миносу. Покорившись велению другого божества ты можешь нарушить и клятву Ариадне. — Так клянусь же тебе! — О, не клянись! — Сим мечом! — О, зачем клялся? Но я клятвы твоей не приемлю! — Что я тотчас брошусь на меч или в море, если ты не дашь согласья.
Молчание Ариадны. Молчаливое объятье. Улыбка сквозь слезы. Хор радости. Апофеоз.
(Старые записи карандашом в тетрадку, непривычными вершковыми буквами:) 12-го декабря 1923 г.
Вспомни, вспомни мои глаза
С остановившимися слезами
Так и солнце было единожды остановлено
Не приказываю слезам литься
Что оставалось Лизе после встречи с Лаврецким? [Речь идет о финальном эпизоде романа И. С. Тургенева “Дворянское гнездо”.] Войти в свою келью и разбить себе голову об стену.
Жить: чем и зачем?
Надо умереть пока не поздно.
Сегодня еще — вчера. И держусь за этот звук. Вчера, это еще родное. Вчера, это еще почти в руках. Раз вчера, то этого еще почти что не случилось.
14-го Декабря 1923 г.
Так око опускает веко:
Какой ужасный звук!
(NB! очевидно — виево?)
На этих улицах тебя не встречу —
На них несчастные живут
Дальше, июль 1924 г.
Не буду у Бога просить отсрочки…
Неповтoрен —
Будь один.
Мысль:
Умыслы — в мире дословном (дословесном) то же, что тайнопись в мире сем. Умысел можно передать только тайнописью.
Богини рождали героев, а любили пастухов.
Богини бракосочетались с богами, рождали героев, а любили пастухов.
(Афродита: Гефест: Эней: Адонис)
— Перерыв из-за болгарской поэзии, две поездки в Прагу, и т. д.
Бог, дай — и боги, дайте!
Я ревную к земной любви, такие небесные песни и чувства.
Эпитеты к Вакху: двусущий, двуединый, двусердый, двуличный, двудонный (двоедонный). Кубок двоедонный.
IV сцена. Наксос. (IV сцена начата 7-го августа 1924 г., четверг. Дай Бог — и дайте боги!)
В этой сцене Тезей соблазнен Дионисом. (Бог влажных мест.) Общий ход: монолог Тезея над спящей Ариадной (найти!). “Спит, негой насыщенная…” То, что тебя усыпляет, меня лишает сна. Избыток страдания и неги — то, что женщину усыпляет, мужа лишает сна. Сонные реплики Ариадны: — Люблю. — Навек. — Побудь. (и т. д. — найти. — ) Иногда — вопросительные интонации. Тезей над спящей повторяет клятву — страшную клятву: — Если же я, в помрачении ума и сердца, когда-нибудь тебя оставлю — да сразит меня Афродита, да не узнаю я счастья в детях и в битвах (упомянуть отца), да узнаю я измену женщины и славы, да обманет меня мой собственный сын и лучший друг, да сразит Афродита ту, ради которой я тебя оставлю, да —
И, вступление Диониса. Основа: вкрадчивость.
Либо — А всё-таки ее отдашь! (уступишь, покинешь)
Вакх хочет Ариадну. Как бог, он может ее отнять, но он, очевидно, хочет и Тезея, он хочет доброй воли Тезея к жертве (NB! глупость! Он хочет, чтобы Ариадна его любила, т. е. разлюбила Тезея, а для этого нужно, чтобы Тезей ее оставил: “бросил”. — Да и то не гарантия! Вообще, слабое место. А м. б. Вакх — просто игрок? Соблазнитель и мужских душ? 1933 г.) Легко отдать жизнь за родину, как ты этого хотел, пустяк — сразить Минотавра, но есть чудовище страшнейшее: собственное жадное сердце: срази его!
— Отступись!
— Уступив ее тебе, я уступаю ее смерти и старости, ибо ни бессмертия ни вечной юности ты ей не дашь. С тобой она — женщина, со мной богиня. Погляди на нее: вот она покоится, в роскоши своей весны. От тебя зависит увековечить эту весну (сделать эту весну — вечной). Силой я ее у тебя не возьму, мне нужна добрая воля. (Дар. NB! Насколько несравненно Христос выше всех богов. — “Милости хочу, а не жертвы”, т. е. РАДОСТИ хочу, а не… Какое непомерное требование!)
— Спроси у нее самой! — О, у женщин не спрашивают! Тебе надлежит быть ее судьбой.
Борение Тезея. — Но я дал клятву! — Тяжесть ее попрания падет только на тебя. (NB! Вакх знает с кем говорит! 1933 г.) Что же может быть слаще жертвы во имя любимой?
— Но будет ли она счастлива (без меня?) с тобой? Она не может быть счастлива без меня!
— Твоя Ариадна — нет, у моей Ариадны будут новые чувства.
— Но позволь мне по крайней мере сказать ей…
— Тогда вся жертва напрасна. Узнав, что ты покинул ее любя — она никогда не забудет тебя, даже богиней.
— Но она сочтет меня последним предателем!
— Снеси и это. Тезей, есть у меня от памяти — прекрасный напиток, вернее летейского. Выпей — и ты покинешь ее без боли.
— Но я не хочу ее забыть!
— Тезей, то, что я хочу от тебя…
или
Тезей: — То, что ты хочешь от меня — выше сил человеческих!
— Меньшее может стать бoльшим. Сделайся богом.
(Возглас Тезея о лабиринте (сердца).)
— Прах <сверху: Смерть> — бессмертье — выбор твой!
Чем-то (сейчас еще не знаю, чем) Вакх одолевает. Тезей уже хочет склониться к спящей. Голос: — “Не искушай естества! От рук, протянувшихся навстречу, ты не уйдешь. Простись с ней в мыслях (внутри)”. — Тезей без оглядки идет на свет. Можно (после некоторой тишины) звук весел. Ариадна продолжает спать.
Можно, как последнее слово в картине, голос Вакха: — Бог!
Перерыв с 10-го по 19-ое. Поправки I сцены. Поездка в Прагу (Ремизовы). Переписка прозы для “Огней” [Газета “Огни”, выходившая в Праге в1924 г.].
Между Тартаром и Олимпом
Перебрасывающий мост
Три сна о Б. П.
(вкратце)
1) Звонок по телефону в окно к жене. — “Нет и не будет”. — Снежные московские переулки. Отбиваемся от других. Идти некуда и время на счету.
2) Ищу его по всем пустым классам какого-то учебного заведения.
3) 25-го августа, утром. Приезжие советские. Статья Троцкого с картинками. Обольщаю советских, с одним о стихах, засыпаю, один другому — шепотом: — “Ц<ветае>ва, ну, знаешь — стихи Белого”. Я, просыпаясь: — Как тихо ни говорите — я всё слышу.
Бoльшего, чем я Вам давала тогда, не я не могла Вам дать, а Вы не могли взять.
Взять у меня — вот единственная возможность дать мне. (Лейтмотив моей жизни с людьми и, особенно, с любимыми.)
IV картина — Наксос — нaчерно кончена 1-го сентября 1924 г.
ГЛУБИТЬ (углублять) — хорошая рифма к ГУБИТЬ!
“Glissez, mortels, n’appuyez pas!” [“Скользите, смертные, не задерживайтесь!” (фр.) — цитата из “Четверостишия о конькобежцах” Пьера Шарля Руа (1683 — 1764), поэта и оперного либреттиста.]
Картина V
Возвращение
(картина начата 5-го сент<ября> 1924 г. — по числу — день Алиного рождения — дай Бог!)
Царь Эгей на прощальной площади в Афинах. Утро четвертого дня. Час до восхода. Царь Эгей, бессонный, сидит на ступенях своего дворца. Прорицатели. Жалоба Эгея на неизвестность. Раньше братская урна прибывала раньше. Три ночи прошло — ни звука. “Хоть бы прах твой увидеть, сын!” (Жду прибытия братской урны.) Явление жреца Посейдона. Царь, жертва богу принесена. Помни, твой сын под особым покровительством бога. — Бог сей властен на море, но не на суше! Если бы лабиринт находился на тысячу локтей под водой — я бы был спокоен.
— Царь, сын твой, еще в юношестве отваливший скалу, под к<отор>ой (и т. д.), сын твой, убивший Прокруста, сын твой — сын твой, сразивший Марафонского быка — сын твой одолеет и Минотавра. — Не забывай, что к Минотавру идут безоружными. — Но не с отрубленными руками! Любовь к отчизне и две тезеевых руки. — Три ночи уже — ни слуху ни духу. Злой знак. — Благой знак.
Прорицатель: — Царь, я этой ночью следил звезды и гадал по птичьим внутренностям — странное имею сказать тебе. Сын твой жив, но душа его мертвей <пропуск одного слова>, сын твой плывет, но ладья его тяжелей свинца. Сын твой победил, но взгляд у него — побежденного.
— Жив! Всё остальное…
Вестник: — Царь! На горизонте — ладья…
— Парус?
— Черный.
— Проклятье!
(Посейдону, жрецу, прорицателю, птицам, звездам)
Спор прорицателя с вестником. Исчезновение Эгея. — Весть о гибели Эгея. Стонущий хор отцов и матерей (Хор стонов). — Перекличка с 1-ой картиной.
Явление Тезея. Семь юношей и семь дев. Ликование последних. (Два хора.) Жрец Посейдона — Тезею: — Твой отец погиб. Толкование Тезеем черного паруса (либо забывчивость (NB! с горя) либо знак скорби по Ариадне). К хору: — Я забыл, а вы? — Мы — не смели.
Вызов его Афродите.
— Узнаю тебя, Афродита!
Тысячегорстное,
Тысячеверстное
(море)
И в жилах
струей багровою
страсть мою —
Стыдливую и суровую
О Судьбе (горе) и Доле (дольней жизни)
Часто около частокола
Рваный платок на худом плече
