ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ
— Мне надоело без него жить, у меня мало друзей, трактор уехал…
(Вбегая ко мне в кухню)
— Мама! Радость! У меня душа — тракторская! Деревянная. (Подумав:) — Железная.
— Эписьер — помдетер [от фр.: epiciere — eавочница; pomme(s) de terre — картошка] — получилась французская рифма!
(Рисуя)
— Нарисован дядя Толстoв у меня на картинке: как моль его ест.
(Бедный Лев! Ибо речь — о нем.)
(Играя в кубики)
— Я Козиные ворота делаю. Я Казанские ворота для чечена и для козы делаю.
(16-го авг<уста> 1929 г. — запись на коробке карандашом, еле-заметная!)
А я знаю такой праздник, когда молодых пускают, а старых не пускают.
(Внезапная безумная любовь. Было — раз. Не повторилось.)
— Мама! Я Вам всю свою еду дам, и картошку, и рыбу, Вы всё можете есть и мне ничего не оставлять. (Перекладывает.) И если мне Vichy [Марка минеральной воды] дадут, я Вам Vichy дам, а сам не буду пить. И буду всё, всё давать, Вы можете всё съесть, всё, и мое и свое, а потом я Вам еще сварю, — пойду в лавку и куплю — один — яичко. Я буду Вам варить, стирать, подметать комнату, всё, всё делать, выметать всякие грязи, мыть столы, всю работу делать, а Вы будете играть. Я Вам подарю свою полку и все свои вещи и большой паровоз и ничего себе не оставлю, я играть не буду, я всё время буду работать (а иногда отдыхать и ездить один в Версаль и к папе в Бельгию). Я пойду в игрушечную лавку и куплю Вам маленький трактор. Я Вас буду наряжать, и каждый день, и в воскресенье, чтобы Вы всегда были <фраза не окончена>
24-го сентября.
— А у мертвецов не кухня, а тухня.
Приношу ему с дороги камни.
— Вас не побили? (NB! за то, что “украла”)
— Меня же никто не видел.
— Все слепые были?
— Мама! Я Вам скажу стихи:
Сердце чувствует тошнивство.
— Oса, потому что onы.
Мур, 17-го Октября, страшный сон: — Грозoвые сторожа — белые. Будто я беру папу за руку и попадаю в лужу… Мне снилось, что у моих родителей головы отлетели — оторвались…
(Немножко раньше, сентябрь, трактор)
— Как же он уехал? Он же знал, что я его не пустил бы! Привязал бы веревку — и он бы остался. (1-го сент<ября> 1929 г. Мур на тракторе — большая карточка, 4 г. 7 мес. ровно, — 7-го — с рабочим. NB! эту карточку я потом выдала Д. М<ирскому> [Святополк-Мирский Дмитрий Петрович (1890 — 1939) — литературный критик, историк литературы и публицист. Преподавал русскую литературу в Лондонском университете. Как критик высоко ставил творчество Пастернака и Цветаевой. Во второй половине 1920-х гг. — участник евразийского движения, соредактор журнала “Версты”. В 1931 г. вступил в коммунистическую партию Англии; в 1932 г. вернулся в СССР; в 1937 г. репрессирован.] за Б. П. (на одной рабочий был с семьей, без Мура) и тот — поверил, только удивился на жену — очень уж простую.)
— Останавливайтесь! Останавливайтесь! Я Вам скажу слова, к<отор>ые мальчик сказал своей сестре. Тогда они поймут, что у меня трактора больше нет! (В слезах) — Может быть он только так пошутил? — Если я ночью услышу большой шум, я проснусь, разбужу всех, забью в барабан, подойду к окну…
Подаренного в утешение большого заводного настоящего “трактора” — модели Рено — не игрушки, а модели — лакированного, зеленого, самоповорачивающегося — не полюбил (и поэтому не сломал! до сих пор стоит) — никогда.
Бездарность этого подарка и одарённость этой нелюбви. Я поступила как классическая “maman” из детской книжки 100 лет назад, а он — как ребенок всех времен.
Я — Муру: — Почему взрослые так много шутят?
— Потому что они удовольствие хочут сделать маленьким.
— Мама! Почему мясо в фартуке? Оно же не человек.
Мама, а мясо в человеке — hache [рубленое мясо (фр.)] или бифштекс?
(NB! Из памяти, но где-то записано, и многое еще, разыскать и вписать.)
Вчера, после 2-ой прививки — необычайная нежность, ласковость.
— Мур? Почему ты такой ласковый?
— От любви и от еды.
— Какие всё глупости… (С расстановкой) В Италии — шкилеты, в Германии — людоеды… (отзвук Дюссельдорфского вампира, о к<отор>ом говорят.)
— Я не сирот.
— Почему у этого шкилета нет глазoв?
— Папа, а у докторши в комнате был шкилет.
— А кто еще там был?
— Еще один мужчина.
— Если петь чорту священную песню — он станет священником?
с’рукавка (т. е. обратное безрукавке, куртка с рукавами)
18/31-го июля 1929 г. (случайно не вписано раньше) — собственноручное письмо — в воздух — Мура
— Лелик! Я тебе письмо написал, а мама тебя проявляет. Моя бумага очень плохая, я хотел хорошую взять, но не смог. Имянины были мамины, но кончились.
5/18-го сент<ября> 1929 г. (Алин день рождения)
Мур, глядя на аэроплан, неустанно, с громким треском кружащий над парком:
— Он — небо чинит?
(Небесный “трактор”)
— Папа! Я так рисую, что ни в сказке сказать, ни пером не описать! (Сам с собой) — Что это? Крыло? — Нет! — Это лодочка едет с парусом. — Очень красиво! — Красивый цвет!
(NB! Страсть к рисованию — осталась. Рисует — замечательно, но только гротеск. Призвание.)
Я: — “И стал медведь под столом заводить свою песню…”
— Чем? У него граммофон был?
— Мама! что такое политицкое привидение?
Я, не задумываясь: — Керенский.
— Мама, хрестоматия — святая?
Я, не успев понять: — Почему?
— Христо — матия. (матия — мать)
Мурины стихи:
Я пойду, милый друг,
На войну всех убивать.
Помоги, милый друг,
На войне всех убивать.
Прости, милый друг,
Я тебя убью сейчас
Вот та-та — та-та — та-та —
Вот хорошая стиха!
(Нет, не стихa, а лучше война!)
— Я мерию — сколько пудов красоты?
(т. е. вешу)
(20 — 21-го сентября 1929 г., Мёдон)
Мур — 29-го Окт<ября> 1929 г.
— Я десять пудов съем вкусного!
Я: — Каждому по половинке, нас как раз, четверо.
Мур: — А я — сколько?
Але, на прогулке: — Аля! Почему только одно воскресенье — и столько понедельников и вторников?
— Нараспев, 2-го ноября 1929 г.
— Мама! Где Вы?
Лук и стрелы…
— Вылейте на папу!
(что — неизвестно. Такова запись.)
— Пекить или пекуть?
(вместо: печь, глагол)
В лесу, сося конфету:
— Мама! Эта конфета — навсегда! Никогда! Даже когда в горы поеду не кончится! Потому что она стеклянная.
Оставается.
Из далекa войны.
Мур наконец упавший в ванну:
— Я встал на лапу и стал глядеть в ванну — нет ли там какой-нб. грязинки. И вдруг упал.
(Скрюченный хребет, боль в животе, страх, доктор, — старый доктор — русский — психиатр.)
Он — д<окто>ру: — Теперь всё кончилось: и горло (!) кончилось, и спина кончилась, и живот кончился… Сначала у меня горло болело!
Д<окто>р: — Ну, про горло — в другой раз…
— Потому что я свалился в ванну. Я часто стоял, но мне всегда трактор помогал, подавал силу — и я не падал.
— Какой трактор?
— А на горе — на Avenue Jeanne d’Arc. — А теперь мне трактор не помог — и я свалился…
Выстукиванье, выслушиванье. — Здесь не болит? Так не болит? А здесь?
— Нигде не болит, п. ч. ко мне сейчас сила пришла — из трактора — в спину.
Д<окто>р выйдя и рассказывая о том, что есть (растяжение мышц) и быть могло бы —
— Ему нужно дать валерьянки — он видно вообще очень нервный мальчик.
Я: — Говорун.
— Да, а что это за трактор такой?
— Трамбовка. Увидел и влюбился. Полгода ни о чем другом не говорит.
— А с этим трактором — что-то уж вроде мании.
— Любовь.
— Да, да, вроде мании. Очень любопытно — что он о нем говорил…
(Для психиатра — aubaine! [находка (фр.).])
— Царь-Салтан не любил зверей?
— Почему?
— У него ведь сын был — лягушонок, мышонок. Это ведь так приятно.
Я: Сонный киргиз…
Конный тайгиз…
(Тайгиз — узкая тропа в тайге.)
