ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ПОСЛЕДНИЕ ВЫПИСКИ ИЗ ТЕТРАДЕЙ — ОСТАВЛЯЕМЫХ
Не об том сердце болит,
Который рядом сидит
А об том сердце болит
Который издали глядит.
(Частушка Переяславль-Залесского уезда)
Черновик письма к Вильдраку [Шарль Вильдрак (1882 — 1971) — французский поэт, драматург, теоретик стиха. В молодости был членом содружества поэтов и художников унанимистов “L’Abbaye de Creteil” (1907 — 1908), впоследствии входил в группу “Clarte”.]
Cher Monsieur,
J’ai bien recu Votre lettre et Votre livre, et si je ne Vous ai pas repondu plus tot, c’est pour ne pas Vous faire de vacances litteraires. Mais puisque Vous voila rentre…
Vous me demandez pourquoi je rime?
Je suis chretien,
J’ai un petit chien
Qui mange du pain
Tous les matins
(Jacquot, fils de l’epicier d’en bas, 6 ans)
Si le dit auteur de ce quatrain avait dit: — Je suis baptise, j’ai un petit chien auquel je donne a manger tous les jours — ca ne me dirait rien, ni a lui non plus, ni a personne: ca ne serait rien. Et voici que cela est.
Voici, Monsieur, pourquoi je rime.
Des vers non rimes sont (ou me font, a de rares exceptions pres l’impression de) vers a ecrire: l’intention y est — rien qu’elle.
Pour qu’une chose dure il faut qu’elle soit chanson, chanson etant elle-meme son accompagnement musical, accomplie en elle-meme, ne devant rien a personne.
(Pourquoi je rime? Comme si on rimait — pourquoi! Deman-dez le peuple — pourquoi il rime. L’enfant — pourquoi il rime. Et les deux — ce que c’est que rimer.)
…Voici, peut-etre, un essai de reponse a Votre leger reproche sur <пропуск одного слова> du son au detriment du mot et du sens dans mes vers.
Cher ami, c’est toute ma vie que je l’entends, que je l’attends.Vous avez vise juste et, ne connaissant rien de moi, a premiere vue (ouie!). Vous avez ete plus <пропуск одного слова> que les autres, ayant mis en presence non seulement le son et le sens, mais (troisieme puissance!) le son et le mot. Et voici que Votre reproche — au lieu de m’indigner — ou m’ennuyer — ou m’attrister — m’interesse, comme matiere a discussion ou je pourrai moi-meme en apprendre long. (J’ecris pour comprendre — c’est tout ce que j’ai a dire sur mon metier.)
Cher Monsieur, ce n’est pas mon Gars, ce n’est pas moi-meme, c’est ma cause, une cause que je defends. Ne confondez donc pas!
Si Vous m’indiquez tel ou tel endroit obscur — ou non reussi — ou mal-sonnant — je ne Vous en serai que reconnaissante — surtout en ma qualite d’etrangere. Je peux rimer mal — d’accord, mais que la rime soit en elle-meme un mal — cela, je ne Vous l’accorderai jamais.
(Oh, surtout ne Vous fachez pas! Si je m’emporte ainsi — ce que j’ai confiance —)
Votre livre. Savez-Vous qu’il me rappelle beaucoup Rilke, le Rilke des Cahiers. Votre livre — un coeur mis-a-nu, sans la defence de la forme, Votre livre — dit, non ecrit et par consequent senti, oui, non lu. Je l’ai relu trois fois. Il y a aussi beaucoup de moi dans Votre livre (le cas de croire sur parole!) je me reconnais presqu’a chaque page, surtout dans Etre un Homme — et surtout dans:
Et si tu vas un jour chez ceux qui ont de l’or —
et surtout dans:
— Sans que leur voix se trouble ordonnant
qu’on les serve
— surtout dans ce serve, qui, ici, a le poids du substantif, que j’aurais mis, moi, en ithaliques, que j’ai lu, moi, en ithaliques.
(“Madame e<s>t servie”, celle qui le dit et celle qui l’est n’y pensent pas, mais Vous — moi — poetes — ouie prolongee — y pensons pour elles: — servie par mes deux mains — ses deux mains dorees diamantees et oisives — par ces deux miennes, etc. C’est bien cela?)
L’auberge, c’est tout a fait Rilke, Histoires du Bon Dieu, son dedans des choses. Si je dis Rilke — ca veut dire fraternite. Faire du R<ilke> est impossible, on nait, on est R<ilke>. (On ne nait pas Rilke. 5 Aout 1938 — en copiant.) Vous etes, dans ce livre d’amour, son frere en humanite, son “freres humains…”, son frere-arbre, frere-loup.
Et ce qui me touche — je ne saurais meme pas dire et ne voudrais meme pas savoir pourquoi, c’est ce mot gentil, gentille, qui Vous revient si souvent, ce mot si humble si peu usite en vers.
…Voici un cavalier sans cheval!
Dans cette ligne Votre choix dans la vie — ou avant la vie — est fait.
A un cheval qui veut, a un breviaire qui veut, mais etre (cavalier, pretre, <пропуск одного слова>) sans avoir — c’est l’orgueil ou le refus supreme.
Comme je le connais, ce cavalier sans cheval.
Au revoir, cher Monsieur, a Vous de vouloir me voir. Si je ne Vous avais pas envoye de manuscrit je me sentirais envers Vous aussi libre que vis a vis de Votre livre: ame a ame (admirez ces trois a!) mais — Vous avoir prie de me lire — me gene et c’est pour ca que je me tairai jusqu’a ce que Vous parliez.
MZ
(Еще отрывок — м. б. первого письма)
…Ne Vous parait-il pas et n’est-il pas etrange que je me sois adressee, moi, rimeur passionne, entre tous — a Vous, ennemi hautain de la rime? Et n’aurait-il pas ete plus simple (?) d’amener mon Gars au camp ami (s’il en existe) des rimeurs.
D’abord et en tout: mon instinct cherche, trouve et cree toujours des obstacles, c’est-a-dire je les cree d’instinct: dans la vie comme dans les vers.
Ainsi — j’ai eu raison selon moi.
Secondement: il existe entre nous des liens familiaux: Russie, Pasternak et surtout par-dessus tout — R<ilke> — qui comme je le viens d’apprendre par Votre lettre — Vous avait choisi, lui aussi, entre tous — lui, que je peux nommer simplement le Poete. Non: la Poesie.
Ainsi — j’ai eu encore une fois raison — selon lui.
Tout ceci pour Vous dire que je viendrai avec grand plaisir ce mardi a 4 h<eures>, 12, Rue de la Seine.
P. S. Votre gentil petit quatrain sur la tante qui en balayant ses planches avait trouve une orange — est plein de sens — et de soleil: dimanche: beau soleil! planches: parquet clair! orange: orange! — et la vieille tante coiffee en Marat dans sa baignoire — mais voici que je m’embarque — et que je Vous degoute.
P. P. S. Mon Jacquot ne connait pas de cantiques puisque ses parents sont paiens et qu’il va a la communale. C’est la rime (necessite de rimer a chien) qui l’a chretienise. On commence par dire, on finit par faire (etre).
Ces deux P. S. — un peu pour rire: pour Vous faire sourire.
P. S. 3-me: Et ce dont par quoi j’aurais du commencer: ce chien existe reellement: Zig, devoreur d’ordures.
[Милостивый государь,
Я давно получила Ваше письмо и Вашу книгу [Речь идет о сб. “Livre d’Amour” (“Книга любви”), впервые вышедшем в 1910 г. и затем многократно переиздававшемся. Эта книга была в составе библиотеки Ц., привезенной в СССР: в 1940 г. Ц. упоминает ее в списке книг, предназначенных для продажи. Уцелела еще одна книга Вильдрака (для детей), “L’ile rose” (“Розовый остров”, 1929), подаренная им Ц. со следующей дарственной надписью: “A madame Marina Zwetaieva en souhaitant que cette histoire soit jugee par elle digne d’etre racontee a son petit gars. Charles Vildrac” (“Госпоже Марине Цветаевой с надеждой на то, что эта история покажется ей достойной быть рассказанной ее маленькому молодцу. Шарль Вильдрак” — пер. А. С. Эфрон).], и не ответила Вам раньше только потому, что не хотела устраивать Вам литературного отпуска. Но поскольку Вы уже вернулись…
Вы меня спрашиваете, почему я рифмую?
У меня на шее крест,
У меня собачка есть,
Когда утром я встаю,
Я ей хлебушка даю.
(Жако, сын бакалейщика под нами, 6 лет)
Если бы указанный автор данного стишка сказал: — Я крещен, у меня есть собачка, которую я каждый день кормлю, — это ничего не сказало бы ни мне, ни ему самому, вообще никому: этого бы просто не было. А так — есть.
Вот, сударь, почему я рифмую.
Нерифмованные стихи суть (или кажутся мне, за редкими исключениями) — стихи, подлежащие написанию: замысел — не более.
Чтобы вещь продлилась, ей надо быть песней, песня, будучи сама себе музыкальным аккомпанементом, целокупна, ничем никому не обязана.
(Почему я рифмую? Будто рифмуют почему-либо! Спросите народ — почему он рифмует. Ребенка — почему он рифмует. И обоих — что такое рифмовать.)
…Вот возможная попытка ответа на Ваш легкий упрек в <пропуск одного слова> звука (-ом?) в ущерб слову и смыслу в моих стихах.
Дорогой друг, всю свою жизнь я слышу этот упрек, просто жду его. Вы попали в точку, ничего не зная обо мне, с первого взгляда (слуха!). Вы оказались более <пропуск одного слова> других, сопоставив не только звук и смысл, но и (третью силу!) — звук и слово. И Ваш упрек — вместо того, чтобы возмутить меня — или раздосадовать — или огорчить — меня заинтересовал, как повод к диалогу, из которого я сама могла бы многое узнать. (Я пишу, чтобы понять — вот что я могу сказать о своем ремесле.)
Милостивый государь, я защищаю не своего “Мoлодца”, не себя, а свое дело, само дело. Не путайте одно с другим!
Если Вы укажете мне то или иное темное — или неудачное — или не звучащее место — я Вам буду только благодарна, — тем более, что я иностранка. Я могу дурно рифмовать — согласна, но чтобы рифма сама по себе была злом — в этом я никогда не соглашусь с Вами.
(Только не сердитесь! А если я горячусь, то лишь от доверия —)
Ваша книга. Знаете, она мне очень напоминает Рильке; Рильке “Записок” [Речь идет о романе Рильке “Записки Мальте Лауридса Бригге”.]. Ваша книга — обнаженное сердце, не защищенное формой; Ваша книга — сказана, не написана, и посему слушается, не читается. Я перечла ее трижды. В ней много и моего (поверьте на слово!), я узнаю себя почти на каждой странице, особенно в “Быть Человеком” [Ст-ние из третьего раздела “Книги любви”. Ниже Ц. цитирует две строки из него.] — и особенно в:
И если будешь с теми, кто владеет златом —
и особенно в:
— Бесстрастным голосом велеть им подавать
особенно в этом подавать, которое здесь в весе существительного, которое для меня выделено курсивом, которое я прочла — курсивом.
(“Кушать подано, мадам” — та, кто подает, и та, которой подано, об этом не думают, но Вы — я — поэты — продленный слух — думаем за них: подано моими двумя руками — ее двум рукам, раззолоченным, унизанным бриллиантами, праздным, вот этими двумя руками, и т. д. Так?)
“Постоялый двор” [Правильно: “Une Auberge”; ст-ние из третьего раздела “Книги любви”.] — это просто Рильке “Историй Доброго Бога” [“Истории Доброго Бога” — сб. рассказов Рильке.], его скрытая суть вещей. Когда я говорю Рильке — я имею в виду братство. Сделать как Рильке невозможно, надо родиться, надо быть Рильке. (Рильке не рождаются. 5 августа 1938 г. — при переписке.) В этой книге любви Вы его брат в человечестве, <вспомните> его “братья человеческие…”, его брат-дерево, брат-волк.
И что меня особенно трогает — и даже не могу сказать, и даже не хочу знать, почему — это слово: милый, милая, столь часто повторяемое Вами, такое скромное, так редко встречающееся в стихах.
…Вот всадник без коня!
[Начальная строка ст-ния “Les Conquerants” (“Завоеватели”), завершающего “Книгу любви”.]
Этой строкой Ваш выбор в жизни — или прежде жизни — сделан.
Кто хочет имеет коня, кто хочет имеет молитвенник, но быть (всадником, священником, <пропуск одного слова>) не имея — в этом высшее достоинство или высший отказ.
Как я его знаю, этого всадника без коня.
До свидания, милостивый государь, до Вашего желания меня увидеть. Если бы я не послала Вам рукописи, я бы чувствовала себя с Вами столь же свободной, как наедине с Вашей книгой: душа с душой (полюбуйтесь этими тремя а!), но моя просьба прочесть рукопись смущает меня, и посему умолкаю до Вашего оклика.
МЦ
…Вас не удивляет и вообще не странно ли, что я, страстная рифмачка, обратилась из всех — именно к Вам, ревностному врагу рифмы? Не проще ли (?) было бы направить моего “Мoлодца” в дружественный стан (если таковой есть) рифмачей?
Прежде всего и всегда: мой инстинкт ищет, находит и создает преграды, иначе говоря, я действую инстинктивно: в жизни, как в стихах.
Так, я оказалась права по-своему.
Во-вторых: нас с Вами связывают узы родства: Россия, Пастернак и до всего и поверх всего — Рильке — которого, как я сейчас узнала из Вашего письма. Вы тоже избрали, тоже его, из всех — его, того, кого я именую просто Поэт. Нет: Поэзия.
Так, я еще раз оказалась права — по-его.
Этим всем я только хочу сказать Вам, что с большой радостью приду в этот вторник к 4 ч. на улицу Сены, 12.
P. S. Ваше милое четверостишие про тетушку, которая, подметая пол, нашла апельсин, полно смысла — и солнца: воскресенье: солнечный свет! пол: сияющий паркет! апельсин: оранжевый! — и старенькая тетушка, повязавшая голову, как Марат в ванне — но меня понесло и Вы уже досадуете.
P. P. S. Мой Жако не знает псалмов, ибо его родители неверующие и ходит он в коммунальную школу [районная бесплатная школа (фр.)]. И только рифма (потребность зарифмовать собаку) сделала его крещеным. Начавшись словом, кончается делом.
Эти два P. S. — шутки ради: просто чтобы Вы улыбнулись.
P. S. 3-ий: А вот с чего мне следовало бы начать: собака действительно существует: Зиг, любитель помоек. (фр.)]
(Из дружбы с Ш. В<ильдраком> ничего не вышло: дружбы не вышло. Попереписывались — по поводу моего Gars — ни в чем друг друга не убедили — и не разубедили — я поэт, он — нет (и поэт: a ses heures [в определенные часы (фр.)], a y меня — ни часу, чтоб не) несколько раз встретились — в гостиной, с гостями, — в столовой, с семьей — и потом кончилось: понемножку. Сошло на нет.)
Отрывок письма к Б. П.
…Баллада хороша [Речь идет о ст-нии Пастернака “Баллада” (“На даче спят. В саду, до пят…”), впервые опубликованном в ж. “Красная новь” (1930, № 12).]. Так невинно ты не писал и в 17 лет — она написана тем из сыновей (два сына), который крепче спит. Горюю о твоем. Но — изнутри Жени, не мальчика [Т. е. Евгении Владимировны Пастернак, первой жены Б. Пастернака; Женей был назван и их сын (р. 1923).]. Какое блаженство иметь тебя — отцом раз, тебя отцом на воле — два. Если он твой — ему лучшего не надо. Ты бы в детстве дорого дал — за себя, отсутствующего.
Б<орис>, из памяти: когда я через Смиховский холм (мою “гору”) шла от С. к Р<одзевичу> и через Смиховский же холм — от Р<одзевича> к С. — туда была язва, оттуда рана. Я с язвой жить не могла. (Помнишь того богача из хрестоматии, созвавшего друзей и в конце пира — под пурпуром — показавшего им язву? Ведь пировали — они.) Моя радость, моя необходимость в моей жизни не значили. Точнее: чужое страдание мгновенно уничтожало самую возможность их. С. больно, я не смогу радоваться Р<одзевичу>. Кто перетянет не любовью ко мне, а необходимостью во мне (невозможностью без). Я знала — да так и случилось! — что Р<одзевич> обойдется. (М. б. за это и любила?!)
Катастрофа ведь только когда обоим (обеим) нужнее. Но этого не бывает. Для меня весит давность. Не: nous serions si heureux ensemble! — nous etions si malheureux ensemble! [мы были бы так счастливы вместе! — мы пережили вместе столько несчастий! (фр.)]
Я не любовная героиня, Борис. Я по чести — герой труда: тетрадочного, семейного, материнского, пешего. Мои ноги герои, и руки герои, и сердце, и голова.
С Р<одзевича> — никого не любила. Его вижу часто, он мне предан, обожает Мура, ничего не чувствую.
Вот тебе мой опыт.
