ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
6
1919
8-го августа 1919 г., на даче.
Могу сказать о своей душе, как одна баба о своей девке: «Она у меня не скучливая».— Я чудесно переношу разлуку. Пока человек рядом, я послушно, внимательно и восторженно поглощаюсь им, когда его нет — собой.
___
Сегодня опять видела во сне X. Только что вспомнила. Ход воспоминания: сначала что-то высокое, потом сияние (лицо). Я всё говорила ему, как — так нельзя — «Вы только подумайте, что Вы сделали» — а он смущенно улыбался, всё знал и, хотя склонял голову, не уменьшался в росте. Это никому ничего не дает, но мне приятно (чуть-растравительно!) об этом писать здесь, на сыром песке, у 2харшинной реч-
412
ки, под карканье ворон и стрекот кузнечиков, в полной невинности начала-осени — дня. <3ачеркнуто карандашом вертикальной линией.>
___
Вчера — по дороге сюда — Л <идия> А<лександровна>: «А вот пьяный навстречу». Я, оживленно: — «Надо посмотреть в лорнет! Ведь это такая редкость сейчас — пьяный! На вес золота!»
___
Подходя к здешнему домику между сосен, я словила себя на легчайшем острие тоски по длинной фигуре X, выходящего из-за этих сосен,— и по себе, рядом с ним.— «Спрятать, не отдать!» — Что бы я с ним делала? — Да сводила бы его с ума,— и здесь, без <не вписано> он бы меня (оцените мое унижение!) — наверное бы — немножечко — любил. <Вся запись зачеркнута карандашом вертикальной линией.>
___
Деревня! — Ставлю одно тирэ, на самом деле их — сто. 1) Выбита из колеи 2) не у себя дома 3} от скуки вечно хочу есть 4) слишком много деревьев, травы, тропинок — глупею и путаюсь.
Природа! — Мой идеал природы: московская застава — монастыри, фабрики, близость и отсутствие людей, 2) татарская деревня, где всё, как 500 лет назад.
___
Много человека и немножко природы — не наоборот. Деревья для меня хороши рядом с камнем. Деревья + деревья + деревья — un peu trop {немножко слишком} — Вспоминаю Goncourt’oв.
___
В Москве я благодарна за каждую веточку, в деревне — за каждую весточку.
(Jeu de mots {Игра слов (фр.)}, а правда!)
___
А как я любила — с тоской любила! до безумия любила! — Шварцвальд: золотистые долины, гулкие, грозно-уютные леса,— не говорю
413
уже о деревне, с надписями — на харчевенных щитках: «Zum Engel», «Zum Adier», «Zum Lowen» {«У Ангела», «У Орла», «У Льва» (нем.)} — и речкой.— Вся душа расцветает!
— Может быть — мой идеал в природе — всё, кроме подмосковных дач.
___
Я никогда не буду счастливой в бревенчатом доме и — всегда — в доме, выбеленном известью (юг).
Бревенчатые (внутри) стены под Москвой — мещанство. В стране Гесты Берлинг это, может быть, сказка.
___
Цыгане — и карточная система.
(Есть же в Москве сейчас цыгане!)
___
Джакомо Казанова! Я отдала Вам целый месяц русского лета.— Лето в России коротко.
___
Если мою пьесу «Конец Казаковы» будут ставить, я буду плакать.
___
Я загадала, чтобы в пьесе было 75 стр<аниц>, по числу лет Казановы. Пересчитываю: 75 стр<аниц>. Когда я поставила последнюю точку, небо было как зеленый пожар.
(5 1/2 ч.утра.)
___
8 ч. без роздыху: в l?ый раз взглянула на часы: 10 ч., во второй — 3 ч., в третий — 5 1/2 ч.— Пролетели, как час. (Любовь.)
___
8ч. = 1ч. (Любовь.)
8 ч. = 8 ч. не знаю, ибо у меня не бывает.
8 ч. = 80 ч.— голод или советская служба.
___
414
Теперь мне надо писать «Лео» (Казакова и Лукреция, Казанова и Лео, Казанова и сын Лео). В виду «имморальности» сюжета мне уже не придется плакать от того, что какой-то дурак будет играть Казанову. «Лео» — особенная пьеса. Оправдать порок прелестью «порочащихся» — (как «брачующихся») слишком дешево.
Я хочу, чтобы зритель, зная, что Лео — дочь Казановы, ни одну секунду этого не чувствовал, как сам Казанова.
И главное: чтобы весь партер был влюблен, женщины в Казано-ву, их любовники — в Лео, Можно и наоборот.—Comme il Vous plaira! {Как Вам будет угодно! (фр.)} — Словом, чтобы все участвовали в грехе!
___
— Когда Королевская Семья бежала из Парижа, первым, кто ее остановил был Regiment Lauzun {Полк Лозена (фр.)}.
— Мария-Антуанэтта, что Вы почувствовали?
___
Когда я прочла это, я написала через всю страницу: — Герцог Лозэн, Вы подлец!
___
Женщина только тогда окончательно освободилась от любовника, когда почувствовала к нему физическое отвращение.
Презрение — вздор. (Ибо относится к душе.)
___
Кто-то:
— «Раньше 1 человек вез 1000 пудов муки, а теперь 1000 человек везут 1 пуд!»
___
— Un bain d’amour. {Любовная ванна (фр.) (Образовано по типу: in bain d’air — воздушная ванна, или un bain de soleil — солнечная ванна и т. п.)}
___
415
Fin du jour {Конец дня (фр.)} всегда fin du siecle. {Конец века (фр.)} Закатные облачка всегда Pompadour.
___
— Amant de mon ame! {Возлюбленный моей души (фр.)}
Это я выдумала.
___
Актеры для моих пьес.— О, они конечно будут, как и любовники для моей души.
Только не сейчас — поздней — когда меня не будет!
___
СНЫ.
1.
Л<идия А<лександровна> зовет меня читать Казанову М?elle С<тра-вин>ской (моей бывшей учительнице франц. яз.)
М?elle С<тривин>ская: — «Но я раньше должна знать что-нибудь конкретно о Кананове!»
Я: — «Казанона родился 2-го апреля 1725 г., а умер…»
М?elle С<тривин >ская: «Уже смерть?»
— Смеемся.—
Смотрит на меня: «Подбородок из шеи, зубы серебряные, (я ем корку хлеба) — говорите так, что ничего нельзя понять».
Входит д<окто>р.— «Ну что, Колчак оставил Вас без хлеба?» — «Лучше сейчас, чем всегда. Перетерпим!» — «А знаете Вы случай К<ол>-чака с», (не помню с чем) «в сегодняшней „Звезде“»?» — Рассказывает случай.
Я, в восторге: «О, Л<идия>А<лександровна>,это же для меня! Я сейчас вырежу!» — «Ну, нет, я сама вырежу!» — «Тогда я перепишу!»
Д<окто>р: — «Стало быть К<ол>чак придет нас бить?»
Я:— «Лю-бить!»
— Казанова отставлен.
___
416
2.
Какая-то поэтесса ведет меня на гору. Ночь.— «Вы знаете, я имею самые достоверные сведения, что Х (имя какого-то городка, не помню) — занят.» — «Где это?» — «В Крыму.»
— «А Вы не знаете что-н<и>б<удь> про Макса?» (Думаю про С<ережу> но не решаюсь прямо спросить.)
Разговор о поэтах. Посреди разговора поэтесса целует меня, сначала слегка, а потом настойчиво.
Я, смеясь, говорю: — «Довольно» — и с необычным легкомыслием: — «А потом я м<ожет> б<ыть> скажу: Как сегодня одна дура меня целовала!»
___
— Мы с Алей под цветущим кустом, у садового стола. Я читаю ей вслух. Она что-то спрашивает меня — помню слово — «запрет» — кончить ли ей здесь или дальше. Появляется та, поэтесса.— «Нужно быть более скромной», говорит она, («Не то говорит», думаю я) — «ты прекрасно знаешь сама»… Я чувствую, что она хочет разъединить нас с Алей, торжественно и молча, a plein bras, {обеими руками (фр.)}— как .могу — обнимаю — нет,— покрываю Алю собой. Поэтесса уходит.— «Ну, Алечка, что ты у меня хотела спросить?» Аля, рассмеявшись: — «Я уже забыла!»
Я, из озорства — громко: «Аля! Как меня одна дура нынче целовала!» И, спохватившись: — «Ох, неужели она слышала?!» Аля успокаивает: — «Нет, нет, она там!» и указывает на — однако же — очень близкое окно, почти над головой, освещенное.— Прячемся.—
Детские голоса: — «Марина и Ася прячутся! Мама!» Уже не Аля, а Ася. Ася влезает в окно и через секунду над моей головой фигура мамы — в чепце, длинной рубашке и туфлях,— она сползает вниз за Асей. Я кричу: — «Не надо! Оставь Асю!» — и вижу над собой Асю с застекленевшими глазами — девочкой —улыбающейся.
Крещу ее, крещусь, открещиваюсь.
— «Марина! Свинья: От меня!» — полушутливо, полугрустно. Я в огромном зале. Все гогочут: — «Мертвая! мертвая! И гроб обтянут штофом!» — понимая ужас для меня этих подробностей. Какая-то толстая дама толкает меня к католическому священнику.
И я, разрываясь от ужаса перед собой, громким голосом: «Боже Царя храни!» и к К<олча>ку: — «Ура! Ура! Ура! Идем на врага!»
___
417
И — мой ужас! — все вокруг подтягивают.— Перехитрили! — Но не поддаваясь, продолжаю. Кончается тем, что мне говорят:
— «А Вы можете убираться!»
— Просыпаюсь с пальцем прижатым к губам.
3.
Сон 17-го августа 1919 г.
Записан ночью без свечи (в деревенской избе),— во второй раз (в первый исписала листок, уже исписанный). Пишу в темноте. Если сон вещий, мне придется умереть.
___
Захожу в какой-то магазин покупать сладкое. Конфеты стоят 20 руб, или копеек. Продает старый — старинный —господин. Там продаются также книги — старинные. Выбираю себе книгу о рыцарстве (помню слово «preux» {«богатырь» (фр.)}) Меня ждут какие-то милые молодые люди, кажется — англичане. Отойдя несколько шагов, замечаю, что забыла конфеты. Возвращаюсь. В магазине никого нет. Краду еше одну книгу о рыцарстве и для Али о звездах — синюю.— Догоняю молодых людей, стараясь держать книги так, чтобы они не заметили. Потом — черная вода — какая-то баба жалуется, что Аля разорвала какое-то полотно. ЗовуАлю. Она идет по щиколку в воде, спотыкается и исчезает. Ее спасает здешняя девчонка Анютка. Спрашиваю Алю о полотне. Она не сознается. Хочу ее бить. Она сначала хочет потопить меня, потом изворачивается и кидает в меня вилами — в спину. Я чувствую боль (умираю) и лечу. Улетая, смеясь говорю Але: — «А у меня теперь свой аэроплан!»
Лечу над переулками Москвы. День, солнце. Задираю прохожих. Какая-то дама в коричневом говорит мне: — «Покойница!» — «Вы больше покойница, чем я!» Залетаю в дом Ф<ельдштей>нов и с чувством веселой мести делаю какие-то гадости,— что-то соскатертью накрытого стола,— какие-то degats {повреждения (фр.)} — вроде Степки Растрепки — но безнаказанно.
Спускаюсь и швейцарскую (лечу параллельно перилам лестницы, головой вперед).
418
Внизу в швейцарской живет Вера Эфрон с каким-то мужем. Швейцар говорит о Вере, что она достала какое-то место, и что он достал. Я надеюсь, что он, это С<ережа>, но вскоре слышу фамилию Вихляев.
— «А Сергей Яковлевич?» спрашиваю я развязно.
— «О, он давно умер. Он 4 дня был в отпуску, а умер он как раз во время еврейского погрома».
(— «Еще это!» — думаю я.)
Вылетаю. Лечу над садом, потом над стеной, но уже не могу лететь, опускаюсь, тону.
— «Значит лететь я могла — пока надеялась!» —Такая мысль.—
___
Потом — не знаю как и где — встреча с С<ережей>.
— «Нет, Мариночка, так лучше, тогда было рано для встречи, я не был достаточно готов для нее».
— «Нет, Сереженька», полушутя отвечаю я — «я предпочла бы встретиться иначе!»
(Мы оба умерли.)
— «Я знал, что Вы это скажете»,— смеясь и любуясь мною говорит он.— «Мы скоро опять родимся, но я бы не хотел родиться ни матросом — они грубы — ни евреем,— Диктатором!»
___
После этого сна час искала спички. Было 1 ч<ас> по новому, 11 ч<асов> по старому.
— Потом выкурила 12 папирос.
___
Кроме суеверия я еще в ужасе от безумной связности этих снов,— точно я живая, в жизни. Мои слова, мои мысли, всё — так — я.
В первый раз в жизни начинаю верить, что могу сойти с ума — чего-то не выдержу — (голова.)
Одна мысль из сна: «Мой ум, как фонарь на любовном свидании.»
___
Слово « Halez-Vous» {«Поторопитесь!» (фр.)} Марии Антуанэтты к палачу — совсем не желание «поскорей на небо», как толкуют его некоторые обожсствляю-
419
щие ее историки (из духовенства),— нет, просто возглас Королевы, которую заставляют ждать.
___
Аля похожа на Дофина Людовика XVII. То же молчание, те же глаза. Если бы Аля была на его месте, она так же бы — сначала — сопротивлялась, так же подписала бы роковую бумагу, так же бы сначала вставала, потом не вставала на оклик тюремщика — и так же бы откладывала кусочки еды для менее злых сторожей…
___
Тело — вместилище души. Поэтому — и только поэтому — не швыряйтесь им зря!
___
Генерал и грибы.
— «Вот видите: адъютант Скобелева — и должен собирать грибы.» Чорт тебя взял! Ничего не дам!
— «Помилуйте: адъютант Скобелева,— не могу же я собирать грибы.»
— Вот это было бы дело!
___
Мальчишка 15?ти лет заливает другому, 8?ми лет, ногу — лаком — на моих глазах — лаком. Я молчу и гляжу.
Равнодушие? Нет. Духу не хватает — разочаровать. Доведенная до чудовищности, до идиотизма — боязнь обидеть. (Мальчишка — сапожник, я — «ученая».)
Если бы тот другой мальчишка — от лечения лаком — умер, я совершила бы преступление.
___
«Любота».
— «Ишь, разгасилась!»
___
Аля не умеет собирать орехи, как — вообще — ничего не умеет. Стоит перед кустом и не движется.— «Аля! Что ж ты?» Хныкающим голосом: — «Я ничего не нахожу!»
_____
420
— «Да ты не ищешь!»
Трогает одним пальцем ветку, опускает руку, опять стоит.
Угнетенная этим зрелищем, отхожу.
Через долгий промежуток времени радостный вопль: — «Марина!»
В руке два ореха. И с вздохом удовлетворения: — «Теперь я буду их есть с более оправданным чувством.»
___
Упражняюсь в самом трудном для себя: жизни в чужих людях. Кусок в горло не идет,— всё равно, у друзей ли это, или, как сейчас, в грязной деревне, у грубых мужиков.
Не естся, не читается, не пишется. Один вопль: — «Домой!»
— Зачем я всё это делаю? — Kraftprobe! {Испытание (нем.)}
___
Девчонки про Алю:
— «Что это она у Вас — как неживая! Белая, худая,— как смерть!»
(Аля равнодушно слушает.)
___
Меня мещане всех сословий будут считать идиоткой — и бояться, Алю — считать идиоткой — и не бояться.
___
Нельзя писать пьес ни о Иоанне д’Арк, ни о Марии-Антуанэтте (в Тампле.)
— Святотатство.—
И еще: ибо некоторые судьбы совершенны.
___
Язык простонародья как маятник между жрать и с—.
___
— «Сев отсеял.»
Так я, должно быть, произношу:
— «Ну, кончила Казанову!»
___
421
