ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
6
1919
Воскресение, <пропуск даты> июля 1919 г . {В 1919 г. между 5 и 10 июля воскресенье приходилось на 7?е.}
Рассказ о 19 годе: …«Проходили женщины, похожие на свои кошёлки…»
___
Бог правильно сделал, не дав мне Красоты. (Нарочно пишу с большой буквы, чтобы не подумали, что я урод!) — Я — и <над строкой: да> еще красавица — это слишком,— даже для меня!
___
347
— Die Blinde Mathilde {Слепая Матильда (нем.)} — воспоминание детства. Во Фрейбурге, в пансионе, к нам каждое воскресение приходила женщина — die blinde Mathilde. Она ходила в синем сатиновом платье — лет 45 — полузакрытые голубые глаза — желтое лицо. Из полу-простых. Каждая девочка — по очереди — должна была писать ей письма и наклеивать — на свои деньги — марки. Когда письма кончались, она в благодарность садилась за рояль и пела. Немецким девочкам:
«Jen kenn ein Katzlein wunderschon» {«Я знаю однупрекрасную кошечку» (нем.)},
а нам с Асей:
— «Der rothe Sarafan» {«Красный сарафан»}.
___
Вчера читала во «Дворце Искусств» (Поварская, 52, д. Соллогуба,— моя прежняя — первая! — служба) «Фортуну». Меня встретили хорошо, из всех читавших — одну — аплодисментами. Читала хорошо. По окончании стою одна, с случайными знакомыми. Если бы не пришли — одна. Здесь я такая же чужая, как среди квартирантов своего дома, где я живу 5 лет, как на службе, как когда-то во всех 5?ти — заграничных и русских пансионах и гимназиях, где я училась,— как всегда — везде.
___
Никто на службе (я служила почти 6 мес.!) не знал, что я пишу стихи, как никто — в царские времена — не знал, что мы с Асей могли бы быть фрейлинами. Папина невытравимая скромность + собственная гордыня быть любимой только ради себя самой!
___
За эту зиму я написала: «Метель», «Приключение» (Казанова) и «Фортуну» (Лозэн). И множество очаровательных стихов о любви. Теперь «Каменного Ангела». <Все три фразы зачеркнуты карандашом вертикальной линией.> Когда я не пишу, я или очень счастлива, или собираюсь уезжать.
Когда я не пишу, я всегда немножко себя презираю.
___
В некоторые минуты — чаще всего вечером, на ветру — одна — летя по улице я чувствую какую-то avalanche {лавину (фр.)} гениальности <всё предложение зачеркнуто карандашом вертикальной линией>.
____
348
Самое лучшее во мне — не лично, и самое любимое мое — не лично.
Я никогда не пишу, всегда записываю, <над строкой: в; т. е. вписы-ваю> (как по команде.)
Я просто — верное зеркало мира, существо безличное. И, если бы <нал строкой: неск<олько> моих земн<ых> примет> не было моих колец, моей близорукости, моих особенно-лежащих волос (на левом виске вьются вверх, на правом — вниз),— всей моей особенной повадки — меня бы не было.
СТИХИ АЛИ:
1. Зубья башен предо мною.
Церкви и кресты.
Он въезжает, белый, статный —
В звон колоколов.
___
2. К братьям Катковым.
Братья Катковы! Бранная Слава
В Вас влюблена.
Вам — ордена!
Братья Катковы!
Ваши подковы
Слышу по черному полю.
—Смерть, догоняй!
___
3. Смерть — нежна,
Смерть — княжна,
Смерть — жена,
Смерть — вдова.
Смерть — сера,
Смерть — стара.
Смерть — Луна
Над нашим домом!
___
349
4. К Марине
Вы Воин, Женщина с мечем и в латах.
— Отстороняйте всех! —
Марина! — Ваше имя смело,
А на руке — кольцо.
___
5. Старине и к Нему
(тайные)
Он был нищий — Король.
Не просил подаянья,
Не ходил в барский двор,
В барский дом.
Шел по грязным, и пыльным, и колким дорогам,
Он ушел от Отца и Престола.
Не любил он себя, но любил он свободу
И любил все знамена за Бога.
___
6. К Марине.
Я может помню гордое лицо,
Я может помню синий бархат со стихами,
Я может помню тонкую улыбку
На старых башмаках
{У меня есть такие желтые башмаки, с глубоким вырезом, английские. Аля уверяет, что они улыбаются. (Примечание М. Цветаевой.)}
Я может помню те зеленые глаза,
Я может помню длинные те пальцы,
Я может помню бледный Ваш тот рот,
Я может помню ту змеиную Подкову,—
Серебряный браслет Ваш.— Вас, Марина.
___
7. К Нему.
Въехал в заклятый град он с крестом,
Въехал на белом коне своем.
350
Кремль звонит. Кремль гудит,
Кремль подымает меч и щит.
___
8. К Марине.
Я горда. Я похитила Вас от света,
Разбиваю в ветру Ваш зеленый шатер,
Надеваю спокойные, темные шали,
Расстилаю персидскую ткань.
___
9. К Марине.
Я Ваш паж. Я дарю Вам себя — навеки:
Я дарю Вам высокую стражу,
Я дарю Вам Ваш верный табак,
Я дарю Вам французские книги,
Охраняю Ваш сон.— Спите.—
Восставайте с восходом зари!
Нате Вам колесницу в Сиянье: Москву
Нате лебедя в воздухе плыть,
На мизинец кольцо,—
На прощание дар мой.
___
10. Я отдам Вам всю себя:
Отдам Вам перстень, руку,
Отдам одежду мальчика,
Отдам Распятие Христа,
Невинное желанье.
___
(О, Музыка, Музыка! Мгновение уходит. Это всё я посвящаю себе — сердцем, а внешностью Марине. Поняли? — Колдунья!)
___
351
11. Вы коварны. Вам руку не надо.
Вы — Марина.
___
— А вот чудесный эпиграф к какой-то главе из «Rouge et noir» Stendhal’a:
Amour en lalin faict amour.
Or donc provient d’amour la mort,
Et, par avant, soulcy qui mord,
Deuil, plours, pieges, foriaitz, remord <s>.
Blazon d’amour
{«Красного и черного» Стендаля:
Любовь — Амор по-латыни,
От любви бывает мор,
Море слез, тоски пустыня,
Мрак, морока и позор.
Гербовник любви (старофр.)
Перевод С. Боброва и М. Богословской}
___
10-го июля 1919 г., ст. ст.
Алино письмо к Сереже.
Милый папа!
Мы делали, что могли, для того, чтобы попасть к Вам. Я молилась, просила Бога, чтобы он сделал так, чтоб Вы не грустили об нас. М<арина> призывала татар со двора, продавала им наши вещи, они хотели. Время шло быстро. М<арина> очень скоро всё продавала и дешево, п<отому> ч<то> скорей хотела уехать к Вам. Мы ходили на Смоленский рынок с моими пальто, с Ир<инины>ми конвертами. Всё скоро было готово. М<арина> сдала квартиру ужасным людям. Они тоже продавали. Все наши вещи мы свалили в детскую. Потом я начала писать стихи. Там есть стихи Белому Всаднику, к<отор>ый въезжает в М<оскву>. М<арина> пишет пьесы. У нее есть пьеса Лозэн. Иногда я записываю наши гулянья. Теперь пишу в Вашей серой тетрадке, к<отор>ую Вы подарили М<арине>.— Сереженька. — Вы мне очень часто
352
снились. Один раз мне снилось, что я Вам нарвала незабудок; др<угой> раз Вы мне подарили книгу, потом Ваш голос в передней, еще один раз я не спала, как послышалось, что Вы разговариваете с М<ариной>. Вдруг неожиданно послышалось: Ф<еодосия> взята Белыми. Я сначала ничего не поняла. Я только с радостью думала о встрече, о чудном пути. А потом оказалось, что из-за этого нельзя ехать. Я часто волновалась, внутренне плакала. Сердце билось от любви и страху за Вас. Каждый вечер я молилась, чтобы Господь не наливал св<оей?> прохладной воды в мое огненное горе. Я не показывала что у меня было на душе даже М<арине>. Я ясно помню Ваши чудные глаза. Ваши чудные блестящие глаза. М<арина> сеичас позвала из кухни. Как только я вошла, она велела мне закрыть глаза. Я подхожу к Ванной, М<арина> скомандовала — «Открой глаза!» И что же я увидела: весь потолок ванной обвалился. Вся ванная и ее пол был навален известкой. Этогоя не ждала. С<ереженька>! — Я посвящаю мое сердце М<арине> и Вам. Любовь разрывает мое тело. Та комната, где мы с М<ариной> живем, это большая верхняя, в к<отор>ой раньше жили Вы, в к<отор>ый сделали мне подарок на Пасху. Цалую Вас.
ВашаАля.
Милый Володя!
Желаю, чтоб в вагоне не было душно, чтобы Вас там кормили, хорошо обращались, никто к Вам не приставал бы, дали бы Вам открытое окно. Хочу, чтоб вся дорога была так хороша и восторженна, как раньше. Я надеюсь, что там народу будет немного. Вы уезжаете, наш последний настоящий друг.
— Володя! — Я сейчас подняла голову и была готова заплакать. Я очень грущу. Вы последний — по настоящему — любили нас, стояли за нас, были так нежны с нами, так хорошо слушали стихи. У Вас есть М<арини>на детская книга. Вы ее будете читать и вспоминать, как читала Вам — я. Скоро опять кто-н<и>б<удь> поедет в Киев, и мы напишем Вам, как писали когда-то папе.
Володя. Мне кажется неправдой, что скоро Вас не будет. О, Господи! Эти вагоны не подожгут, п<отому>-ч<то> вссе пассажиры так невинны, как новорожденный ребенок без няньки. Постарайтесь быть незаметным и придумайте себе хорошую болезнь. Может случиться ужасно: <не дописано>
353
12-го июля 1919 г., ст. ст.
В. Алексеев (туманным голосом — не мне — куда-то…) — «Я, может быть, был слишком честным…»
___
— «Карл Великий в а может-быть и не Карл Великий — сказал: „С Богом надо говорить по латыни, с врагом — по немецки, с Женщиной — по французски“… (Молчание.) — И вот — мне иногда кажется — что я с жещинами говорю по латыни»…
(Володя А<лексе>ев)
___
— Володя Алексеев! За эту последнюю фразу я — нет, всего мало! —сказать не могу!
___
Если бы Х (определенное лицо, которое люблю со всем Пафосом дружбы,— не иначе) предложил бы мне выйти за него замуж, я бы сразу согласилась, от одного восторга, что меня так любят.
___
Дружба (моя!): — Любовь без низости.
___
Я абсолютно послушна с теми, кого люблю, т. е.: меня — нет. Человек может меня сделать безукоризненной и абсолютно-распущенной (первое — без скуки, второе — изящно!)
Не возьмет за руку,— не возьму, и просижу так— рядом — без руки — 365 ночей подряд —- <Фраза зачеркнута карандашом вертикальной линией.> Возьмет за руку — не отниму — дам вторую. (Первое — если дружна, второе — если люблю.) <0бе фразы эачеркнуты карандашом вертикальной линией.>
Я — в любви —- абсолютно поддаюсь воспитанию.— И только в любви.
___
Отчего эта — некоторая — робость?
Трезво: д<олжно> б<ыть> от неуверенности, а может быть из желания, чтобы другому было в наибольшей степени хорошо со мной.
354
Если он берет меня за руку,— значит ему хорошо именно с моей рукой в руке, не берет — хорошо именно без моей руки в руке. (Мне-то всегда хорошо: и с рукой и без руки!)
И я всегда благодарна: если берет — всей своей <над строкой: особенно если неберет> низостью (кошкой во мне!), если не берет-всем моим Пафосом (собакой!)
___
Боязнь пространства и боязнь толпы.—А я боюсь автомобилей.
___
Если меня когда-нибудь не раздавит автомобиль или не потопит пароход — все предчувствия —ложь.
___
Вчера, с Бальмонтом:
Идем к Р. С. Т<умар>кину. Бальмонт жалуется на то, что я не чувствую, «как я ему желанна». Я развиваю ему свою теорию о богатстве и возмущаюсь, что он не слушает. Разговор, как «две параллельных линии, проведенных из разных точек»…
Вдруг передо мной огромная желтая собака с мешком в зубах. Я мигом бросаю Бальмонта и, на ходу: — «Бальмонт! Бальмонт! Ты понимаешь? Она что-то несет и не ест! Это в 19′?ом году!» — «Что ж Вы так удивляетесь? Есть хорошо воспитанные собаки!» И я — с внезапным охлаждением: — «И м<ожет> б<ыть> это картошка, да еще сырая.»
— «Нет», оскорбленный голос дамы, владетельницы собаки — «она и мясо носит.»
Я: — «Бальмонт! Бальмонт! Нет, ты не понимаешь! — Мясо!»
И Бальмонт очень галантно — уже сТ<умаркин>ского крыльца — даме: — «Хорошая собака.— Поклонитесь Вашей собаке!»
___
Пока хозяин уходит за чаем и хлебом (я сразу объявила, что Б<аль-Монт> голоден, ибо зовя его в гости обещала, что его накормят и, кроме того, п<отому>ч<то> он не верил, чтo я посмею) — мы с Б<альмонтом> сидели в креслах, он в одном я в другом.
И вдруг, Б<альмонт>: — «Малютка!» (Пауза.) Я, зная его привычку к импровизациям, жду, что сейчас будет «незабудка» или что-н<и>б<удь> в этом роде- Но незабудки не следует.
355
— «Если ты когда-нибудь почувствуешь себя свободной»…
Я всё еще сомневаюсь, но так как обыкновенно я говорю ему ты, а он мне — Вы, начинаю чувствовать себя неуютно.
— «Если ты когда-нибудь отчаешься и почувствуешь себя свободной»…
— «Никогда» — перестав играть вставляю я.
…«в минуту нежной прихоти — подари мне себя!»
(Пауза.)
Я: — «А я сначала думала, что это — стихи.»
В<альмонт>: — «Сколько раз мое желание сталкивалось с Вашим нет!»
(во дворе чей-то громкий голос)
Б<альмонт>: — «У меня уже начинаются явные галлюцинации. Я напр<имер> сейчас ясно слышал: «Пара калачей — 16 копеек!»
Я, восторженно: «Неужели шестнадцать?»
В<альмонт>: — «Глупые женщины! Нужно не иметь никакого чутья к красоте, чтобы не понимать, как это было бы прекрасно: ребенок от Б<альмонта> и Марины Цветаевой!»
Я: — «Да, Бальмонтик. но чтобы был этот ребенок — он конечно будет прекрасен! — надо любить отца… Кроме того, я трезва: зимой вокруг Вас всякие Лизы, Кати, Саши, а сейчас никого нет — только я»…
— Приход хозяина кладет конец этой дискуссии.
___