ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
6
1919
13-го июля 1919 г.
Вчера, у Николо-Песковской церкви, француженка с тремя девочками в белом.
Девочка лет 9?ти: — «M?lle, Vous voudriez aller au convent?»{«Мадемуазель, Вы собираетесь идти в монастырь?» (фр.)} — И маленькая, тщедушная, слабая М?le: — «О pour ca, tu sais, personne ne me tient: je veux, je vais, c’est fini.»{«О, что до этого, знай, что никто меня не держит: я хочу, я иду, и кончено» (фр.)}
— У меня обыкновенно — просто <fini».
___
356
Вчера, у Тани:
— «Ведь Вы не бреетесь», сказал коммунист, «зачем Вам пудра?»
— Коммунист из старых, помирает с голоду. Такой чудесный певучий голос.
___
— Третьего дня узнала от Б<альмон>та, что заведующий «Дворцом Искусств» Рукавишников оценил мое чтение Фортуны — оригинальной пьесы, нигде не читанной, чтение длилось 40 мин., м<ожет> б<ыть> больше — в 60 руб.
Я решила отказаться от них — публично — в следующих выражениях: — «60 руб. эти возьмите себе — на 3 ф<унта> картофеля (м<ожет> б<ыть> еще найдете по 20 р.!) или на 3 ф<унта> малины — или на 6 коробок спичек, а я на свои 60 р. пойду у Иверской поставлю свечку за окончание строя, при к<отор>ом так оценивают труд поэта.»
___
Рукавишников — сам поэт, напр<имер> под заглавием «Сонет» написал такие строчки:
— «Раскатись, мой сонет, раззудись, мой сонет,
Зазвени, мой сонет» — и т. д.
Его отец — нижегородский купец «милльонщик», в Нижнем у него дворец.
Сам он живет в д<оме> Соллогуба, ест на графининой гербовой посуде, жена его меняет по три платья в вечер (я очевидец),— башмаки до колен, шелковые платья, меховые пелерины и т. д.
— И поддельные — как виноград — локоны. Это тоже стоит!
___
Ах, еще про коммуниста! (Милого Я?ча!) Кто-то в комнате:
— «В Эрмитаже —- невероятная программа!»
К<оммуни>ст, певуче: — «А что такое — Эрмита-аж?»
___
Изречение одного — об одном:
— «Х ist leer und wenn er voll ist, isl es nur dreckvoll.» {«Х — пуст, а если бывает заполнен, то такой дрянью» (нем.)}
___
357
Ах, сила крови! Вспоминаю, что мама до конца жизни писала Thor, Rath, Theodor,{Врата, совет, Теодор (нем.) — в современном правописании «th» заменено на «t».}— из немецкого патриотизма старины, хотя была русская, и совсем не от старости, п<отому> ч<то> умерла 36?ти лет.
— Я с моим— ?!
Францию я люблю больше, чем француз, Германию больше, чем немец, Испанию больше, чем испанец и т. д.
Мой Интернационал — патриотизм всех стран, не Третий, а Вечный!
___
Аля, заглянув в какое-то окно на Поварской
— «Марина! Я сейчас видела счастливого мальчика, который не служит, а ест ягоды и всё время читает сказки!»
___
О мальчиках. — Помню, в Германии —мне было 17 лет, в маленьком местечке Weisser Hirsch, под Дрезденом, куда папа нас с Асей послал учиться хозяйству у пастора, один 15 летний — неприятно-дерзкий и неприятно-робкий розовый белокурый мальчик как-то глядел мои книги. Видит «Zwischen den Rassen» H. Mann’a (замечательная книга, напоминает Башкирцеву) с моей рукой написанным эпиграфом:
«Blonde enfant qui deviendra femme,
Pauvre ange qui perdra son ciel!»
{«Белокурое дитя, которое превратится в женщину.
Бедный ангел, который потеряет свое небо!» (фр.)}
«— Ist’s wirklich Ihre Meinung?»
{— Вы действительно так думаете? (нем.)}
И моя реплика:
«Ja, wenn’s durch einen wie Sie geschieht!»
{— Да, если это происходит благодаря таким, как Вы! (нем.)}
___
А Асю один другой мальчик — тоже розовый и белокурый, маленький cornmis {приказчик (фр.)} — умилительный 13 летний Christian — торжественно
358
вел под руку, как свою невесту. Он может — даже наверное! — не думая об этом, но этот жест, выработанный десятками поколений его предков выходил сам собой, был у него в крови.
— А другой — темноволосый и светлоглазый Heilmuth, к<отор>ого вместе с другими мальчиками (мы с Асей были взрослые, богатые и свободные, а они Schulbuben,{школяры (нем.)} к<отор>ых пастор бил по лицу!) — учили курить по ночам и угощали пирожными, и который большими смелыми буквами написал Асе в альбом: «Die Erde ist rund und wir sind jung,— wir werden uns wiedersehen! {«Земля кругла, а мы молоды,— мы еще встретимся!» (нем.)}
А липеистик Володя, с к<отор>ым Ася ходила на свидание к Кентавру (а я как дура, рядом с ней, и не знала, что на свидание! Потом она меня бросала!’) и к<отор>ый восторженно удивлялся вышине наших каблуков и смелости, когда все вокруг носят на босу ногу сандалии (Weisser Hirsch святилище д-ра Lahmann’a — Naturheilkunde!) {лечение природой (нем.)}
— Hellmuth, Christian, лицеистик Володя! — Кто из вас уцелел за 1914—1919 год!
___
Il у a des femmes qui laissent aprees soi comme une trainee d’amour. {Есть женщины, оставляющие за собой как бы шлейф любви (фр.)}
(He могу сказать этого по русски!)
___
<Пропуск даты> июля 1919 г., воскресение {14м июля 1919 г.}
l?ый раз в жизни в Румянцевском музее, где папа 30 лет был директором (фактически — лет 14!)
Входя в ворота (с Ваганьковского пер.) останавливаюсь, не смея ступить от восторга: зеленый сад, совершенно пустой, золотая дорожка, по которой сейчас пойду, и в глубине белое здание, летящее в небо.
Читальный зал торжественен: роскошь и строгость, совершенно понятно, что простонародье туда не ходит. На редко поставленных стройных шкафах старинные золотые вазы. Всё очень бело. Окна полукруглые, длинные. В моем окне какая-то башня и голубой туман.
359
Столы блистательно-чисты и пусты. Глубокое молчание. Во всей зале человек семь.
Сажусь с 8?ым томом Казаковы к окну, за совершенно пустой стол.
Да! Когда я записывала свою фамилию, барышня, выдающая книги, спросила: — «Вы не родственница покойному директору Цветаеву?»
___
Потом, в саду,— одна — под дрожащими блестящими листиками какого-то куста (кажется сирени). Куст охватывает меня полукругом, как грот. Слева 2 колонны, как призрак, передо -мной купы деревьев. Я совсем одна.
Думаю о том, что любовь (любовная любовь) презренна, что из нее всегда выходишь обманутым и униженным. Думаю о своей душе, тоже — и вечно! — летящей вверх, как эти призрачные колонны.
Думаю о том, что я рождена для прекрасного, заселенного тенями героев и героинь, Одиночества, что мне, кроме него — их — себя — ничего не надо, что недостойно меня делаться кошкой и голубем, ластясь и воркуя на чужой груди, что всё это меньше меня.
И может-быть всё мое тяготение к Мапоп Lescaut — только моя sensibilite extreme {чрезмерная восприимчивость (фр.)}, не могущая не отозваться на очарование.
И хочется мне — безнадежно, ибо я по первому дуновению ветра — другая! — здесь, в этой зелени, белизне, чистоте, одиночестве, сказать «1е grand jamaiss» — вам, Лозэны и Казаковы!
___
Le grand jamais — Ie grand principe — la grande regle — la grande cause {Великое никогда — верховный принцип — великие устои — высшая причина (фр.)} <над строкой красными чернилами: — Ie Grand <неразбочиво» — какие слова!-
Какое «je Vous aime» {«я Вас люблю» (фр.)} сравнится с ними?!
___
«Конец Казановы» начат 14-го июля 1919 г. ст. ст., в воскресение.
____
360
16-го июля 1919 г., ст. ст.
Аля, глядя в кухонное окно на небо — заваленное снеговыми облаками — редкие голубые проталины —
— «М<арина>! Ведь всё это — земли! И сколько ног ходило по этой земле!»
___
Вчера, в гостях — имянинный пирог — пенье — огарок свечи — рассказ о том, как воюют красные — вдруг, разглядывая ноты:
Beethoven — Busslied {Покаянная песня (нем.)}
Piccini — то-то —
Marie Antoinette — «Si tu connais dans ton village» {«Если знаешь ты в деревне» (фр.)}
___
Marie Antoinette! Вы написали музыку к стихам Florian’a, а Вас посадили в крепость и отрубили Вам голову.
И Вашу музыку будут петь — другие — счастливые — вечно.
Никогда, никогда — ни лукавой полумаск<ой>, в боскетах Версаля, за руку с очаровательным mauvais sujet d’Artois {повесой д’Артуа (фр.)}, ни Королевой бала, ни в Trianon, играющей в пастушку — так не пронзали мне сердца, как в этот миг:
Marie Antoinette: «Si tu connais dans ton village»
(Paroles de Florian.)
___
Людовик XVI должен был бы жениться на Марии Луизе (fraiche comme une rose {свежей как роза (фр.)} и дуре); Наполеон — на Марии Антуанэтте.
Авантюрист, выигравший Авантюру, и последний кристалл Рода и Крови.
И Мария Антуанэтта, как Аристократка, следовательно — безукоризненная в каждом помысле, не бросила бы его, как собаку, там, на скале…
___
361
«Le sang y est fort beau»… {Чистота крови усиливает его прелесть (фр.)}
(Marquis de Valfons — Memoires — о каком-то городе.)
___
Мемуары маркиза дэ Вальфон — очарование Аристократизма вне личности. Каждое движение изысканно, каждый поступок безупречен/ И всё это не он, десять поколений — за его плечами — таких же предков.
Похоже на Лозэна.— Похоже на всех тогда.—
И до ослепительности не похоже на Казанову.
___
Казанова: Бонапарт Любви.
___
У меня к Лозэну — как Ю. 3<авад>скому — чуточку презрения.
К Казанове — как В. А<лексее>ву — всегда восторг.
Лозэну я прощаю — всё — из высокомерия. — «Чем бы дитя ни тешилось»…
Лозэну я прощаю.
Казанову я принимаю.
____
Москва, 21-го июля 1919 г., суббота
Одиночество делает меня высокомерной: постоянное пребывание в высшем обществе.
(Реплика: «высокомерие не есть признак аристократизма,— настоящий аристократ скромен.» Я: — «Да, от высокомерия».)
___
Странная, господа, вещь, я совершенно определенно начинаю презирать Лозэна, не знаю (знаю!) как это объяснить.
Чувство, как после низкого разряда — недостойной себя — связи (актер, гусар и т. д.) Чувство que je me suis encanaillee {что я опустилась} — с максимумом удовольствия, но — encanaillee.
362
О, я начинаю понимать Марию-Антуанэтту. («Elle m’oftrit sa protection, mais un реи trop en Reine pour la circonslance»… Lauzun, Memoires) {(«Она проявила свое расположение ко мне, но немного чрезмерное для своего ранга»… Лозен, Мемуары) (фр.)}
—Лозэн и Ю. 3<авад>ский во мне действительно тесно связаны.
___
— «Мария-Антуанэтта и Лозэн,— какая прекрасная — в веках — пара!»
(Цитирую себя полгода тому назад.)
— Нет, не М<ария>-А<нтуанэтта> и Лозэн, а М<ария>-А<нтуа-нэтта> и Prince de Ligne,— это да!
___
Мой эпиграф к Фортуне (Лозэну)
«A Dieu — в mon ame,
Mon corps — au Roy,
Mon c?ur — auls dames,
L’honneur — pour moy»
{Перевод М. Цветаевой см. с. 344.}
относится не к Лозэну, а к князю де Линь, который — но об этом надо написать целую пьесу!
___
И — невинно: «Господа, я больше не люблю Лозэна, потому что я люблю Prince de Ligne.»
___
Mot {Острота (фр.)} г?жи де Коаслэн, бывшей любовницы Людовика XV («elle lui ceda et ne s’en cache point) {«она ему уступила и нисколько не таит этого» (фр.)} — бежавшей во время Революции — при виде какой-то ужасной кровати — в харчевне — в которую должна была лечь:
—- «Се n’est pas la le lit de Louis XV!» {— «Это не ложе Людовика XV!» (фр.)}
___
363
И еще mot — чудесной Елены Потоцкой — рожденной Масальской — первым браком княгини де Линь (жены сына моего князя) — при известии, что ее муж убит пушечным ядром — «Се canon etait charge depuis д’eteктite!» {— «Эта пушка заряжалась вечность!» (фр.)}
(Это, пожалуй, можно назвать «ferocite sublime» {«величественной жестокостью» (фр.)}).
___
Любимый цвет моего Prince de Ligne был розовый: розовый домик в Bel ?il и в Вене, розовый штоф на креслах, розовая ливрея лакеев, розовые collet<s> {воротник<и> (фр.)} на мундирах его полка.
Се n’est pas Vous, prince, qui auriez pu m’entendre repeter dix fois par soiree: «Que je voudrais une robe rose!» — sans m’en donner une — meme en 1919 — a Moscou! {Только Вы, князь, слыша, как я раз десять за вечер повторяю: «Как бы я хотела розовое платье!» — не смогли бы мне его не подарить — даже в 1919 году — в Москве! (фр.)}
___
Князь де Линь, Вы любили и защищали моего Казанову тогда, когда его никто уже не любил и не защищал — 70ти лет — в Дуксе — смешного ф кланяющегося как полвека тому назад кланялись все, а теперь никто — на жаловании — за отдельным столиком, п<отому> ч<то> не хватало места.
Князь, Вы любили розовый цвет — и всех женщин в мире — и больше всего, при приближении каких-то войск — боялись за памятник герою-сыну в Вашем саду — и любили 70ти лет faire Ie beau — a cheval — derri’ere le carosse de I’Empereur dans les rues de Vienne {красоваться — верхом — сопровождая карету Императора по улицам Вены (фр.)} —- и при первой встрече с г?жой де Сталь сказали, что она «une femme laide qui tient des discours politiques {«некрасивая женщина, ведущая разговоры о политике» (фр.)} — и потом всё-таки подружились с ней — Вы с «femme laide» — и умерли Вы потому, что в декабрьскую ночь — после бала — без плаща — en souliers de soir {в бальных башмаках} — десять раз подряд выходили из жаркой залы на мороз, чтобы подсадить в карету прелестных Ваших гостий…
Prince de Ligne! ————
___
364
«Он любил всех женщин в Париже»,— это гораздо больше, чем «всех женщин в мире!» — Почему? — м<ожет> б<ыть> потому что первое — фактически — с натяжкой — возможно, второе же — парабола {вероятно: гипербола.}.
Казанова — единственное исключение.
___
— Кого бы из них я любила?
___
Когда Моцарт, 5?ти лет, играл перед Имперской Семьей в Вене — и потом, побежав, поскользнулся на паркете — и 7летняя Мария-Антуанэтта — одна из всех эрцгерцогинь подняла его — он сказал: «eCelle-ci je I’epouserai» {«Вот та, на которой я женюсь» (фр.)} и, когда Мария-Тереза спросила его, почему,— ответил: «Par reconaissance».{«Из признательности» (фр.)}
— Скольких она потом подымала с паркета — и прижимала — Королева Франции! — к груди — крикнул ли ей кто-н<и>б<удь> — par reconaissance —- Vive la Reine! {из признательности — Да здравствует Королева! (фр.)} — когда она в своей тележке ехала на эшафот?!
___
У Prince de Ligne 22 тома Мемуаров. У меня — ни одной странички из этих 22 томов.
Я написала «Приключение» и пишу «Конец Казановы», и у всех есть его Мемуары, (Шарль недавно купил на Арбате!) — кроме меня.
И — еще хуже: И Prince de Ligne и Казанова любили три четверти столетья подряд всех женщин Парижа и мира — только не меня!
___
Когда я думаю о своей смерти, я в глубоком недоумении: куда же денется вся эта любовь?
____
Почти ночь. Открытое окно. Рояль. Откосы крыш. (Сережина комната,— мансарда)
Это мог быть Париж, Вена, Мюнхен. Почти ночь — музыка — небо — крыши,— это всегда, везде.
___
365
Что я люблю? Пропуская — Мир! — говорю: Восторг. <Вычеркнуто карандашом вертикальной линией; над словом Мир — всё>.
___
Я не люблю (не помираю по—) древности: Египет, Ассирию, Грецию, Рим,— это так далеко, что просто не было.
___
Овидий — это Prince de Ligne — в тоге, т. е. не в тоге, а в хламиде — или как это?
(Бедный папа!)
Отсутствие грехов — отсутствие границ <карандашом дописано: …хотя бы добродетели> (добродетели напр<имер>!)
Св. Августин — читаю его Confessions {Исповедь (фр.)} — ему не в чем было каяться! — не был, Овидий — был. <Вся фраза вычеркнута карандашом вертикальной линией.
___>
У меня начинает просыпаться страстная (с тоской и мучением) любовь к Ирине, о к<отор>ой я 1 1/2 месяца ничего не знаю и почти не думала. Я об этом никому не говорю.
___
Я почти не пишу в этой книжке о С<ереже>. Я даже его имя боюсь писать. Вот что мне свято здесь, на земле.
___
