ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
8
1920-1921
Явление его приятельницы. Истерическое поведение, она кого-то не может дождаться, ждать здесь не хочет, уж лучше дома сидеть, книжку читать — голос рвется, как нитка — если придет, угостите редиской, редиска в миске,— реплики НН, уснащенные его обычными: «неприятно», «ежели», «огорчительно» — она потом вернется, дома книжку читать, редиска в миске,— остолбенев, боюсь двинуться — уходит. Через секунду — последним фортелем — «НН! Я уйду и не приду, что взад вперед ходить, лучше совсем не приходить.» — Меню обеда, количество порций, упоминание о другом НН — тоже художнике — тоже живущем здесь (даже у моего (хорош — мой!) НН. в комнате) — чувствую что уже схожу с ума — и этот НН тоже не ест селедки.— НН: — Давайте, я сейчас подумаю»… И я: — «А пока Вы думаете, я пойду.— До свидания.»
— Что? —
___
1-го старого июня — кажется.
Ирину было легко спасти от смерти,— тогда никто не подвернулся.
Так же будет со мной.
Соблазнюсь когда-нибудь —дорогой — «все уезжают, надо же куда-нибудь уехать!» — а потом — другие: «Как жалко! Если бы мы знали…»
А со мной никогда ничего <не> узнаешь: — я слишком стара — даже для своих 27 лет, чтобы решаться — с людьми — быть настоящей. Раз сами не помогают,— бессмысленно просить помощи.
Живу, придавленная, почти раздавленная, больная волей, брошенная всеми, не только не необходимая и не нужная — но не willkommen {желанная (нем.)} даже! — никому.
Аля играет в куклы, мечтает научиться шить, отходит понемножечку, с возрастом она становится ребячливей,— да и слава Богу.
Отъезд.
Для отъезда нужны не: голод, холод, веселье, смирение, героизм etc.— а — деньги, разрешения, продажи!!! — День за днем: не писать, не дышать, — продавать! Без веры и без возможности уехать, ибо тут же тратишь!
___
195
3-го русск<ого> июня 1920 г.
Бальмонт рассказывает, как недавно возвращал кому-то книгу с оторванным последним листком:
— «Даю Вам честное слово, что это не я растратил…» нетерпеливое движение пальцами, ищет слова:
…«не я разграбил…— Так и не мог припомнить!.. Как это показательно для мозгового переутомления!»
Я: — «Для Москвы 20 года — показательно!»
(Растратить — разграбить.)
___
Моя мать, единственная дочь светских родителей (отец был пажом Александра II, мать — княжна Бернацкая) воспитанная в неизмеримой дали от всего простонародного, обожала черные грязные стручки на лотках, кочерыжки и всякую дрянь.
Серьезно: «Это у меня от кормилицы.»
Не от кормилицы ли и у меня это тяготение к людским стручкам на лотках, кочерыжкам и всякой дряни?
(За исключением С<ережи> и В. А<лексее>ва — сплошь стручки! — НН — кочерыжка!)
Кормилица моя, кстати, была цыганка.
Когда ей «на зубок» дедушка подарил серебряные вызолоченные серьги она — оттого что не золотые — вырвала их чуть ли не с мясом из ушей и до того топтала, что, по маминым словам,— и следу не осталось!
Нет, очевидно — не кормилица моя виновата, я и за медяшку — и без медяшки! — целую руку.
(Польская кровь,— Вы, бабушка!)
___
Читаю где-то: «L’amant est le premier chatiment de l’amour.» {Возлюбленный — это первая кара любви (фр.).} Я бы сказала: «L’amour est le premier chatiment de 1’amant.» {Любовь — это первая кара возлюбленного (фр.).}
___
Baisee — brisee — bronzeee. {Целуемая — разбитая — бронзовая (фр.).}
___
196
Жизнь мужчины, погибшего от любви, стройна: ибо рожденный от женщины, умирает от женщины.
Ам<ожет> б<ыть> и женщина — от женщины (от себя же, ибо любит — Любовь!)
___
«Я не виновата в том, что все вы так прекрасны!»
Эта Асина фраза — гениальна.
___
Аля, рассказывая что-то о цыганах из Дворца Искусств (дружит с семьей)
— «0, Марина! Какой у них дар — брать и давать!»
(Кормят ее обедом и ужином почти насильно, раньше служили у графов, простые.)
___
2-го июня 1920 г.— Знакомство с Т. Ф. Скрябиной.—
___
Женщин я люблю, в мужчин — влюбляюсь.
Мужчины проходят, женщины остаются.
___
Однородность породы: Беттина — Майя — Сонечка Голлидэй. Я — той же, но слишком высока ростом, это делает меня — немножко серьезней — (рост — oblige! {обязывает (фр.)}) — внешне.
И еще — славянство!
(Не плачу при всех. Экспансивна — только в радости, и то не в большой. Если бы напр<имер> С<ережа> вернулся, я бы — внешне — не сходила с ума.
Экспансивна — настежь открыта! — только в приключении. Здесь я дома.)
___
Мой дом, как я. У других: в такое-то время можно, тогда нельзя. Ко мне все — влюбое время, и я для любого — в любое — отрываюсь от стихов и дел,— зря, из гостеприимства. Никакой внешней преграды.— Как я.—
___
197
4/17 мая <июня> 1920 г., день рождения Бальмонта.
Пирог у Бальмонтов.— 53 года.— Бальмонт безумно торопится к Луначарскому, огорчает Елену, я боюсь дышать, всем существом страдаю от присутствия чужих в комнате (и своего, стало быть), умоляю глазами Алю и Мирру не дышать.
Думаю о Бальмонте. 53 года — Бальмонт — и: кто друзья?
— Несколько пожилых женщин — Сандро Кусиков — и мы с Алей.
Каждодневные,— верные, из тех, к<отор>ых в любую минуту впустишь в комнату.
Потом — потом вся Москва!
___
Я, руку на сердце положа, так же люблю Елену, как Бальмонта.
Эта маленькая змеиная головочка с прекрасными влажными глазами, отсутствие тела,— одна линия! — улыбка — смесь иронии с sensibllite {восприимчивостью (фр.)} — природное великодушие всего существа — невынесение и тончайшее чуяние мещанства,— общее со мною отношение к детям — нелюбовь к куклам, лоскуткам, подробностям — тончайший такт, умение любить делом, суховато, деловито, вне слов — при такой любви к слову! — и — главным образом! — ее любовь к Бальмонту, благородство этой любви! — Ее ответ Мирре: —«Сначала Б<альмонта> — потом стихи — потом уже тебя,— когда ты пишешь стихи!»
Любовь к ребенку — существу, ребенку — сущности, отсутствие femelle {самки (фр.)} в материнстве,— моя порода! — не женщина, а существо.
И эта строгость к Мирре, так напоминающая мамину ко мне, мою к Але, и этот культ умершей матери, традиции генеральской дочки + культ Бессонной Ночи — умение не есть, не пить, не жить,— быть!
Никогда мне не сказала ни слова, что любит,— а сколько любви: полусоюзнической, полуматеринской!
Она меня любит больше и делает это лучше, более по моему, чем Бальмонт!
А Мирра — вся его порода! Быстрая, открытая, вся в первом движении, сияющая, добрая, щедрая, так легко бессердечная!
Насколько Елена сложна, настолько Б<альмон>т и Мирра не сложны, настежь-раскрыты!
___
198
Вчера. На черном ходу, у самой двери с ужасом замечаю, что забыла у Б<альмон>тов ключи. Возвращаюсь. Иду медленно. Ползу. (Зимний кошмар с ключем!) В окне Елена в любимой моей белой шали.— «А мы уже собирались к Вам! Я сразу подумала, что Вы не решитесь придти!»
Идут меня провожать. Неописуемое небо. Б<альмон>т, останавливаясь — голова заброшена — летит — голос блаженный, спящий:
— «Я никогда не забуду этого неба! Оно уже во мне — навеки! — Марина! — в 1?ый день Пасхи я шел этой же дорогой — в этот же час. Я поднял голову и увидел… (блаженно:) стаю морских чаек! Это была собственно не одна стая, она разделилась на три,— три стаи! — Где садится солнце?» — Я показываю.— «Ну, да! Они летели на север!» — «В Норвегию», подсказываю я.— «Ну да, в Норвегию, туда же, куда мы едем. И я тогда загадал.— Неужели это осуществится? Марина, я тогда сердился, а сейчас очень счастлив, что Вы забыли ключи, иначе бы я не увидел этого неба. А теперь я его уже никогда не забуду.»
Проводили меня, я провожаю.
Расстаемся на углу.
Б<альмон>т, держа меня за руку: — «Теперь, когдая уезжаю, я могу это сказать. Для меня остается глубочайшей психологической загадкой…»
Смотрят на меня, любяще оценивает…
…«и не прельститься даже Бальмонтом!»
___
Сравните теперь оценку НН и оценку Б<ахьмон>та. Для Б<альмон>та глубочайшая психологическая загадка при: наличности того-то, того-то в того-то во мне — моей неуклонной верности. {Вполне согласна, только он деликатнее меня, я бы на его месте сказала: некий идиотизм. (Примечание М. Цветаевой.)}
Для НН — выражаясь деликатно: табун страстей.
(Дурак!)
___
Милый НН! Когда Вы свяжетесь (чего Вам от души желаю и что непременно будет) — с какой-нибудь тварью, вроде Д<жадалов>ой, тогда Вы вспомните меня.
___
199
Два рождения:
из материнского чрева — на свет
и
из собственной груди — в мир.
Женщина никогда не рождается в мир.
(«Девчонке самой легконогой —
Всё ж дальше сердца — не уйти!»)
Из «Ученика».
___
Мужчины всегда: или trop corps или trop esprit (дух) pour etre une ame. {слишком тело <или> слишком дух, чтобы быть душой (фр.).}
А женщины — может быть — trop c?ur {слишком сердце (фp.).}/
Оттого то так и редки — существа.
___
Как я скорей наклонна к мании преследования, чем к мании величия (хотя в конце концов и не сойду с ума), так, если на секундучку поделить всех женщин на тех, которые продают себя и на тех, к<отор>ые покупают себе — я несомненно — по замыслу своему — принадлежу к последним.
Не: раздеть, разуть, получить жемчуга, поужинать на счет мужчины и т. д.— и в итоге — топтать ногами
— а:
— одеть, обуть, купить часы с цепочкой, сама накормить ужином и т. д.— и — в итоге— быть топтанной ногами…
Я уже не раз чувствовала некое родственное умиление над чуть стареющими (возле 40!) женщинами, оплачивающими себе любовника.
Во первых: меньше любовника, чем любовь. Не надо так дурно думать: женщина бескорыстнее, чем кажется.
«Больше взять, чтобы больше дать»,— это, кажется, формула.
Не завладев окончательно, и не дашь же! — Это вечное стремление моря в скалу! —
Материнское начало всего любовного в женщине.
— О.Жорж Санд! —
___
200
Единственная достоверность, к<отор>ую мы получаем от мужчины.
Я этой достоверности всегда предпочту недостоверность души.
___
Перечитываю сейчас Quatre-vingt treize. {Девяносто третий год <Гюго> (фр.)} Великолепно. Утомительно. Сплошное напряжение. Титаническое, как весь Hugo. Это перо стихии выбрали глашатаем. Сплошные вершины. Каждая строка — формула. Все мироздание. Все законы — божеские и человеческие. Безошибочность утомляет. Есть тончайшие разницы:
Он думал, что он непогрешим.
Он был — только безошибочен.
Из каждой страницы бы вышла книга. Пристрастие к очертанию (архитектурности, может быть?)
Да.— Нет.— Черное.— Белое.— Добродетель.— Порок.— Моряк.— Воин.— Девушка.— Старик.— Дитя.— Роялист.— Республиканец.
Великолепие общих мест. Мир точно только что создан. Каждый грех — первый. Роза всегда благоухает. Нищий совсем нищий. Девушка всегда невинна. Старик всегда мудр. В кабаке всегда пьянствуют. Собака не может не умереть на могиле хозяина.
Таков Hugo.
Никаких неожиданностей.
Так, видоизменяя несколько фразу Вольтера о Боге:
Если бы Бог не создал мира, его бы создал Hugo.
— и создал бы таким же!
Hugo видит в мире только правильное, совершенное, до крайности выявленное, но не индивидуально-выявленное.
Hugo создал Эсмеральду — саму Причуду, но не Беттину. И в Причуде у него — Закон: закон причуды.
Жизнь всегда перехитрит Творца.
Жизнь всегда перехитрит Hugo.
Никто так не видал общего в отдельном, закона — в случайном, единого — во всем.
Мать — Колокольня — Океан — Полицейский — всё в порядке вещей — и в таком Порядке, что даже я не восстаю!
О Hugo! Насколько это для меня огромнее и роднее Льва Толстого!
___
201
Но почему: такое отсутствие во мне тяготения к человеку? — Всё равно, что ел, что пил, как одевался, кого любил.
Творец исчез за творением.
A Goethe?
Не так же ли огромно творение?
Но откуда тогда это желание вверх по мраморным ступенькам, мимо богов и богинь, к нему, в белом жабо и шелковых туфлях с серебряными пряжками — преклониться — на колени! — руку взять — поцеловать.
И почему так важно и нужно: что ел, что пил, кого любил, как одевался?
Ведь тяготение — в конце концов — только к тому, за книгами которого — благодаря недостаточности или раздробленности словесного дара — чуешь большее (как мальчик с пальчик, по дороге бросавший камешки, по камешкам и идем).
А в Goethe мы, очевидно, вопреки совершенству словесного дара, чуем большее.
Словом, что у другого была бы вся белая дорога в лучах 50 градусного солнца, у Goethe — только камешки.
Каков же — Дом!
___
Передала (корректно,— не лично — тогда через сотни рук на кафедру, в другой раз через маленького молчаливого ребенка — Алю) Блоку стихи.— Не ответил.—
Написала В.Иванову письмо и отнесла табак.— Ни звука.—
Есть имя, есть — говорят — внешность и очарование.
В чем же дело? — Россия? — 20?ый год? Или это поступки безумной? — Почему же они мне — во всей простоте сердца — кажутся такими простыми?!
(Впрочем, все сумасшедшие так рассуждают!)
Начинаю думать, что простота самая страшная из вещей (для обладателя <над строкой: хозяина> и для соседа.)
Чего во мне нет, что меня так мало любят?
